Через недельку снова приехал Иван — и сразу подошел к Наде:
— Сестричка, я даже не знаю, как тебе сказать…
— Да, уж говори как-нибудь, коль начал…
— Ты понимаешь, я передал Володе, что ты его «видела в белых тапочках», и он в этот же день уехал, даже не получив зарплату.
— Ты шутишь, Ваня, или говоришь правду?
— Конечно, я серьезно говорю. Владимир Гайдай уехал совсем из совхоза.
Надя ничего не ответила, только стиснула зубы и бросилась к себе в палатку. Легла и, как маленький ребенок, долго плакала: прощалась с самой главной — как ей тогда казалось — частью жизни. Сердце налилось свинцом, тоска ныла и высасывала. Первая любовь ушла от нее, быть может, навсегда...
Утром Ваня спросил:
— Сестричка, ты так долго плакала, я слышал. Он тебя обидел? Ты скажи — я его из-под земли достану и накажу.
— Ах, Ваня, Ваня, я не понимаю, о чем ты говоришь. Володя забрал часть моего сердца, и давай забудем об этом. Все!
Подняла глаза и даже постаралась улыбнуться.
А через пару недель все возвращались в бригадный стан. Надя на сей раз ехала в кабине трактора. Когда выезжали, накрапывал дождь, к полудню превратившийся в ливень. Вода хлестала, как из тысячи открытых кранов; ветер разрывал серые полосы воды, бил по стеклам кабины. Началась гроза; в капот трактора внезапно ударила шаровая молния: стальной конь заурчал и зафыркал, вставая на дыбы. «Вот и настал для нас “конец света”» — успела подумать Надя.
— Спокойно! — Василек, опытный парень-тракторист из Белоруссии, успел справиться с управлением и поставил трактор на гусеницы. Подождали несколько минут, затем поехали дальше.
Родной вагончик, подруги, горячий чай... Роза молча, потупив глаза, передает Наде записку.
«Надя, любовь моя!
Ты знаешь о моих чувствах к тебе, и я уверен, что это взаимно. Не понимаю, зачем ты уехала, зачем оставила меня одного, без надежды. Но это твой выбор. Я знаю одно — ни я, ни ты друг без друга не будем счастливы. Такая любовь бывает только раз в жизни. Прощай.
Владимир»
Только сейчас Надя поняла, что произошло. Думала, что больно уже было — но нет, больно стало именно сейчас, когда стало ясно, что Володя уже точно никогда не вернется. Больше она не увидит его на целине, не заглянет в эти родные, любимые глаза, не поцелует его… И не будет больше ночей в степи и разговоров обо всем на свете, не услышит его бархатный голос, от которого сердце замирало. Теперь ей действительно казалось, что она умерла. Вдруг стало все безразлично — и целина, и ребята, и степь, и семья, и весь мир. Она жалела только, что конец света не наступил, и весь этот безумный, бессмысленный мир навязчиво, как кошмар, продолжал существовать. Откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, до нее доносились слова:
— Надежда! Не спать! Пора обед готовить!
Эти слова были пусты, они ничего не значили. Надя повторяла их вслух:
— Надежда. Не спать. Пора обед готовить.
Рот растягивался в чужой, бессмысленной улыбке. Она почти не чувствовала своего тела.
Свободное копирование
