Выборы в Академию Наук - 4

 Еще в октябре 94 года был составлен мною самый подробней отчет годовой деятельности попечительства. Отчет со всеми оправдательными документами был отослан в Красный Крест и пропечатан в Саратовском листке. В приходе было свыше 8 т. рублей, а в остатке осталось полторы тысячи рублей. Теперь эти деньги шли на выручку, "как из огня" во все житейские горя и затруднения населения, а многое ими возвращалось хлебом, так что в октябре 94 года опять было ссыпано в попечительском амбаре полторы тысячи пудов зерна. Все это сорвать -- было жаль! Я, конечно, и сама не хотела бросать своего дела. Леля же уверял, что ему также больно расставаться со своим участком, как три года назад с Университетом, и, конечно, был вполне искренен.

 Мы проводили ту позднюю осень в Губаревке одни. Тетя с Оленькой поехали в Петербург, чтобы приготовить нам с ними квартиру, и остановились тогда на прелестной вполне меблированной квартире Желиховских на Итальянской ул. Вера Петровна с дочерьми уезжала заграницу, а мы в последнее время познакомились с ними, друзьями тети Натали, и подружились, как с крайне интересными людьми. Оленька в особенности ценила их повышенный образ мыслей и рассказы об очаровательной сестре Веры Петровны -- знаменитой Рада-Бай[1].

 В конце ноября Леля был утвержден, вызван и через две недели должен был быть в Академии в Петербурге. Тогда Леля почувствовал вместе с громадной радостью острое сожаление ко всему тому, что он оставлял, к чему он так привык и так полюбил. Мы вместе тогда пережили тот взрыв горести, которым все ответили на известие, что Леля уходит. Кто только тогда ни приехал жалеть, плакать, негодовать!?

 "Ведь мы за два года людьми стали: пить бросили, хозяйством занялись, кляузничать перестали... Оставайся вы с нами семь лет -- совсем бы переродились, и молодятина пошла бы иная". Кто не мог поспеть лично -- писал письма и сохранилось их много: трогательные, простые, сердечные, закапанные слезами... Подносили адреса, сельские приговоры. Счастье Лели было очень большое, но эта разлука, эти сожаления, это горе, причиняемое им, рвали ему душу и слезы сжимали горло, когда 10-го декабря мы вышли на крыльцо к поданным саням, кругом стояла толпа, сельская администрация, дворовые плакали, причитали, целовали, прощались. И мы двинулись на станцию, и в Петербург...