Академик Алексей Александрович Шахматов и его труды - 1

Академик Алексей Александрович Шахматов и его труды

 Личность Алексея Александровича Шахматова занимает особое место в истории российской науки, а его судьба -- яркое свидетельство становления неординарного человека, его внутреннего мира -- сначала в семейном кругу, а потом в обществе, для которого он стал живой легендой -- ученым, поднявшим отечественную науку на мировой уровень.

 Отечественные исследователи не раз обращались прежде всего к научной стороне биографии ученого, но в силу идеологических установок менялись акценты: то Алексея Александровича приписывали к контрреволюционерам (он некоторое время входил в партию кадетов), то называли его метод формальным, критиковали за "модернизацию прошлого". Сейчас, когда время дает нам возможность по новому увидеть личность А. А. Шахматова, открывается истинный облик великого соотечественника. Его наследие может одарить специалиста глубокой мыслью, смелыми гипотезами, а внимание обыкновенного читателя привлечь к тем сторонам человеческого мироощущения, которые раскрывают деятельный, страстный и многоплановый характер его натуры.

* * *

 А. А. Шахматов родился 5 (17) июня 1864 г. в Нарве, но своей родиной считал Саратовскую губернию и ее окрестности, где испокон веков жили Шахматовы. В автобиографии он так говорил о своих предках: "Отец и дед -- саратовцы. Раннее детство провел в Москве и Одессе, где служил по судебному ведомству отец. В Одессе лишился матери в 1870 г.; в январе 1871 г. умер отец. Вместе с обеими сестрами взят был на попечение дядей, братом отца; дядя и его жена своими заботами и своей любовью заменили родителей" {Алексей Александрович Шахматов. 1864-1920. -- Л., 1930.}.

 Воспоминания о жизни А. А. Шахматова ранних лет, подробно и обстоятельно изложенные его сестрой Евгенией Александровной, доносят до нас и атмосферу жизни, и быт, и традиции, царившие в его семье, рассказывают о первых, подчас подсознательных, филологических опытах. Леле, как называли его в семье, еще не было двух лет, а "у него какой-то свой особенный язык, он произносит только тот слог в слове, который ему нравится" {Здесь и далее цитаты приводятся по тексту настоящего издания.}. В этом возрасте он уже заговорил по-французски!

 Воспитание в семье и те ценности, которые прививали родители своим детям -- у Алеши Шахматова были две сестры,-- свидетельствовали о том, с каким вниманием и любовью мать и отец относились к становлению человека, как тревожились, оберегали и надеялись... "Мама нередко говорила своим друзьям, что желала бы воспитать своих детей в Америке, чтобы они возможно менее походили на современную молодежь". Отец же, далекий от личного самолюбия, говорил, что вся гордость его в сыне: "Я желал бы его видеть человеком честным, трудолюбивым, с глубокими и систематическими познаниями... Я желал бы, чтобы он чтил Бога, с мужчинами держал себя с достоинством, с женщинами -- любезно".

 Интерес к истории и филологии у Алексея Шахматова развился очень рано. Когда после смерти родителей брат отца привез детей в их родовое поместье -- Губаревку Саратовской губернии, где у дяди была отличная библиотека, юный Шахматов с интересом читал "Русскую старину" и задумал написать "Историю России". Образованность приемных родителей (его дядя окончил Гейдельбергский университет), их чуткость и одновременно требовательность позволили детям осваивать многие предметы. Е. А. Масальская вспоминает: "Тетя учила нас катехизису и языкам. Очень усердно изучали мы "Наш друг" Корфа и "Родное слово" Ушинского. Дядя учил нас истории...". Дома же Алексей Шахматов изучал немецкий, французский, латинский и греческий языки.

 Но было принято решение не ограничиваться домашним образованием, и в 1875 г. А. Шахматов поступил в Москве в Крейманскую гимназию. О своем новом окружении и занятиях Алеша Шахматов подробно рассказывает в письмах сестре, в том числе и конфликтах с однокашниками. Тогда же А. Шахматов впервые оказался в казенной квартире в Кремле у Г. В. Есипова (мужа тети Шахматова -- Софии Николаевны), который служил по архивному ведомству и был большим любителем истории и старины. "Леля встретил в нем живейшее участие и чисто дружеское отношение. Старик познакомил его со многим замечательным в архиве и проводил с ним целые вечера в беседах на любимые ими обоими темы". Но обстановка гимназии, нервные срывы вынудили его снова уехать в Губаревку и затем в Саратов еще до переводных экзаменов. В 1876 г. он поступает уже во второй класс Креймановского заведения, а на Пасху снова едет домой. Сестра замечала, что "Леля становился все серьезнее, и решительно хотел стать историком: он целые дни проводил в классной, окруженный целой горой книг. Все это были книги исторические и преимущественно русской истории".

 Значительным событием для духовного роста будущего ученого стала поездка с дядей за границу, в Австрию и Германию. А. Шахматову тогда только исполнилось 12 лет. На некоторое время они остановились в Мюнхене, где юный Шахматов впервые оказался в настоящем храме науки -- Королевской библиотеке. Увиденное и прочувствованное им там передают сохранившиеся строки из его письма: "Мои шаги звучно раздавались на красивой мраморной лестнице, ведущей в читальную комнату, где меня ожидал Страбон, Помпоний Мэла и Маннерт... Когда я взял эти книги, мне показалось, что я приступил к порогу, куда мне так хотелось, что я сломал стену, отделяющую меня от этих источников, что я теперь не буду ссылаться на Карамзина и Соловьева, которые сами ссылаются на Страбона и др., что я теперь могу собственным трудом достигнуть имени историка, но не трудами Карамзина и Соловьева, что я сам могу рыться в библиотеках, в архивах, что я прежде все не попадал в свою цель, а теперь именно я достиг всего того, о чем я думал. Страбоновский слог показался мне трудным, так что я мало что выписал из него; из Помпония Мэла я все понял...".

 В Лейпциге А. Шахматов усиленно занимался в университетской библиотеке, готовясь к поступлению в гимназию: снова штудировал Страбона, читал Птоломея... Уже тогда он задается вопросом: "Я бы чрезвычайно хотел знать исход нашей поездки? Возвращусь ли я в Россию маленьким или большим? Чем я буду в 40 лет и т. д. Я пишу Оленьке на немецком языке, Жени -- на французском, значит, в моих письмах я буду иметь практику на трех языках".

 Имея такую подготовку, А. Шахматов легко поступил в четвертый класс гимназии в Лейпциге. Его интерес к истории растет, и он писал сестре: "Открой мой секретер и возьми следующие книги: Несторова летопись, Иловайский -- 3, 4, 5, 6 часть (не книга) и к ним примечания, 3 часть Соловьева и, ежели угодно, обе части "Русские люди"... Тоже, ежели можно, все мои тетради насчет русской истории возьми уложи и привези". В рождественском письме тете и дяде 1876 г. он уже ясно утверждал: "Я люблю историю и буду любить ее: я влезаю на лестницу, начиная с низших ступеней, и влезаю медленно, часто спускаясь назад, но влезши, я больше не спущусь".

 В переписке этого времени есть интересные детали о домашних занятиях Шахматовых: "Дядя с тетей руководили нашими уроками, заставляли читать вслух на всех шести языках, диктовали, задавали задачи и сочинения".

 По возвращении из-за границы А. Шахматов снова сдал экзамены в Крейманскую гимназию и был принят в третий класс. Спустя год, в четвертом классе, он увлекся собиранием слов. В одном из посланий в Губаревку он сообщал в 1878 г.: "К нам поступил армянин Кочкарев. Я просил его написать мне армянские числительные: но армянин человек торговый и этого не пожелал сделать даром; я обещал ему несколько миндалей, которые мне дала Женя; завтра числительные будут готовы. Очень и очень благодарю за сравнительные таблицы славянских языков!". Но это не было забавой. А. Шахматов, тяготившийся обстановкой в гимназии, уже строил планы поступления в университет. К этому времени он уже четко определил свое предназначение: "История и, в особенности, словесность, имеют прелесть для меня". Поэтому главным своим увлечением он считал не только собирание слов, но сравнение их корней, выявление смысла, происхождения слова: "Если Вам интересно, можете посмотреть на мой филологический бюджет за эту неделю,-- писал А. Шахматов родным,-- т. е. приход и расход: у отца ученика 4-го класса я купил за 50 санскритских слов и за 3 готских слова -- 60 исландских. За 40 персидских слов и 8 арабских -- 50 финских и литовских. У дяди ученика 3-го класса -- я купил за 257 древнегерманских слов -- 60 редких готских слов". В другом письме: "За 641 санскритское -- еврейскую азбуку и готские спряжения и склонения. За 70 кельтских -- 340 санскритских..."

 В это же время А. Шахматов начинает искать и вырабатывать собственный метод лингвистического анализа: "Я составил филологические теоремы, т. е. истины, требующие доказательства; доказываю я алгеброй". Он решает развивать свою "теорему звуков" и мечтает показать ее специалисту.

 В переписке юного Шахматова поражает, с какой серьезностью он относился к жизни, выбору своего пути. 12-летним подростком он размышлял: "Мне часто приходит в голову мысль, как коротка человеческая жизнь. Может статься, что я уже прожил половину всей моей жизни: и что же,-- я ничего не сделал!..".

 В другом письме он делится своими душевными переживаниями: "Я ищу теперь такого сообщества, где царствует принцип повиновения, где русское юношество не задалось ужасной мыслью -- свободы в безграничном смысле, свободы в ее исковерканном понятии, а следовательно, с удовольствием выхожу из стен нашей гимназии и ищу такого сообщества далеко от Петровки!..".

 Когда к нему неожиданно поступило предложение от отца сотоварища по гимназии о покупке его сочинения "Взгляд на историю с филологической точки зрения" за 6 рублей, реакция А. Шахматова была однозначной: "Конечно, я не согласился, я дал мое сочинение даром".