Не хотят супа!

Глава XXVI. Не хотят супа!

 Я не стану утомлять читателей дальнейшими бюллетенями нашей записи. Довольно только, что молва о лечении Ал. Як. быстро разнеслась по округе, и уже к ней стали привозить больных за двадцать и даже за сорок верст. Средства ее были самые простые -- травы, ею самой собранные, липовый цвет, всякие ягоды и листья, далее капли Гофман, Тильман, Валдерьян (валерьяновые, они же вольтерянские на ее языке), разные бальзамы -- (Рижский) и главным образом капли Гарлемские. Оленька привезла их целый запас из заграницы, потому что туземные доктора их не признают и в аптеках их не достать, а между тем ими-то Ал. Як. и вылечивала бездну болезней -- наружных и внутренних. Особенно чудодейственны оказались они в глазных болезнях. Своеобразную картину представляли пациенты, когда разместившись у крыльца и на завалинке "лаборатории", сиречь застольной, они пережидают действие Гарлем, щипавшие им глаза, вымазанные ими, желтые как у галчат. Физиономии при этом прекислые, так как Гарлем щиплет не на шутку. У иных шаловливой кистью Ал. Як. за одно вымазаны и носы желто-коричневой мазью -- от насморка. У других -- жар в голове, поэтому головы обложены лопухом, торчащим зеленой оборкой из под шапок и платков. Сама Ал. Як., едва сдерживая смех, ходит между своими пациентами, ободряя и наставляя их. Потом имеет у нее также большое значение Потап, сосед Кукаев, на поташном заводе которого она вылечила несколько человек рабочих, широко жертвует ей поташ. Кадки с поташной водой заменяют необходимые ванны, так как все болезни от грязи, поясняла она; также, добавляет она, и в "наказание за грехи". В этом направлении Ал. Як. особенно наставляет своих бородатых пациентов, потому что жены их показывают ей не только свои ссадины и синяки, но и приносят клочки волос и даже куски кос, вырванные у них мужьями, а подчас и "Свекрушками" (свекровями). Поэтому молва об Ал. Як. усиливается еще рассказами о ее чудесном влиянии на своих больных; пьяницу мужа она убеждает не пить, сварливую свекровушку -- свою сноху не щипать, истеричную бабу -- не кликушествовать и не падать в "охморок", когда настанет пора выходить в поле жать. Слухи о ней принимают даже фантастические размеры. Ее принимают и за знахарку, и за колдунью. Ее даже считают за пророчицу. Она сердится, когда ее так зовут, но сама не отказывается узнать по физиономии, что должно родиться, сын или дочка, а у "скотинушки" -- бык или телица? Ее просто увлекало то впечатление страха и благоговения, которое она производила, то влияние, которое она приобретала, заставляя годами не крестивших лба идти к священнику каяться и причащаться. Надо сказать, что ради облегчения совести, давно не говевшие пациенты каялись ей в таких преступлениях, что она иногда падала в слезах на колени и громко молила Господа спасти, простить и помиловать их! Таким образом она узнала имена многих поджигателей и убийц в округе, но она свято хранила их тайну, "хотя меня и считают болтуньей", скромно замечала она; она всегда до слез обижалась, когда к ней приезжали с просьбами -- "испортить", приворожить, пустить "килу или притку", а то еще за разрыв-травой, чтобы без ключа отпирать чужие замки. Тогда выходили драмы: "колдунья" с треском и негодованием выгоняла просителей вон, а они с испугом и разочарованием качали головой, бормоча проклятья по адресу тех, кто насказал им чудеса про "Губаревскую колдунью"! Такая слава о губаревской колдунье и такая деятельность ее совсем уж раздражали тетю. Она вовсе не была намерена видеть ее популярной на весь уезд лекаркой с неминуемым столкновением с земскими врачами. Кроме того, тетя настаивала, чтобы она назначала часы приема в амбулатории, а больные приезжали во всякое время, начиная с темной зари, стали приезжать даже из города, с ночевкой, вокруг избы собиралась целая ярмарка. Я стала тревожиться не на шутку: Ал. Як. совершено сбилась с пути, совершенно вышла из той рамы первой помощи, которая ей предназначалась. А наше сочувствие Ал. Як. еще более ухудшало положение. Когда мы с Оленькой за вечерним чаем сообщали приключения Ал. Як. за день, Леля смеялся до слез. Его в особенности смешили ее столкновения с пациентами из-за непонимания друг друга. Она как-то особенно по-своему коверкала русские слова, то прибавляя, то убавляя в них целые слоги, или изменяя буквы. Так соха у нее становилась снохой и наоборот, свекор -- свекольником, ребенок -- жеребеночком, духовой шкаф -- духовным шкафом и все в том же роде. Когда же стали еще приезжать за ней и на коленях, со слезами умоляли ее ехать к тяжело больным, а она не в силах была отказать и уезжала на поданной подводе, да переезжала из одной деревни в другую, пропадая на два, три дня, а приезжие больные поселялись на деревне или табором сидели во дворе в куртинах сирени, тетя решила, что Ал. Як не поддается никакой дисциплине, никакому порядку, и намерение ее создать лечебный пункт для оказания первой помощи совершенно провалилось.

 К общему благополучию, в первых числах сентября пришло известие, что откладываемая свадьба двоюродного брата Алексея Владимировича Трирогова назначена на 15-е число. Тетя Натали решительно требовала нашего приезда. Сын ее женился на подруге детства своего, на живой, веселой, розовой толстушке с светлыми глазами и волнистыми волосами отца -- на Оленьке Менделеевой. Как крестная, а теперь посаженная <...> {Пропуск в тексте.}

 <...> неизменные кружева. Кот следит за петлями и ловит нитку клубка, за что иногда получает от своей хозяйки по носу щелчки. Мы подходим к больничке: Ал. Як., окруженная обоими пациентами, тоже сидит с ними за вечерней трапезой, поит их чаем, сильно сдобренным богородской травой и липовым цветом. Оживление ее неподражаемо. Она рассказывает им на сон грядущий про чертей и домовых, про юродивых и прозорливых, про чудесные исцеления, мощи праведников и вещие сны. После общей молитвы больница погружается в сон. Пациенты раскладываются и на двух старых клеенчатых диванах в приемной "лаборатории", и под ними, и в коридорчике на полу, и на печке, и за печкой. Самой Ал. Як. даже редко приходися спать на своей кровати. Она уступает ее слабым больным, сама же устраивается на досках поперек двух лавок. Когда же еще прибывают больные, выздоравливающих выносят на погребицу и в сарай... пока не грянули морозы.

 Лелю, конечно, очень беспокоил вопрос о необходимости приставить к больничке и к Ал. Як. сторожа. Но таковой проявился самым неожиданным образом. Из-за Волги, верст за 300, на слепой лошадке с целой семьей, к нам заехал -- случайно -- некий немецкий колонист Якоб. Ехали они куда глаза глядят -- холодные, голодные, разоренные сусликами и неурожаями Самарской губ. Ал. Як. приняла в них живейшее участие, нас всех обобрала и одела с ног до головы все семейство, начиная с Якоба и громадной немки, его благоверной Катарины, кончая пятым по счету ребенком, еще грудным. И немец на слепой лошади собрался ехать дальше, но случилось, что грудной ребенок, вероятно, обкушавшись "курячим bouillon" Ал. Як., через два дня умер, а Катарина с горя легла на печку и не хотела больше двигаться. Леля был в большом недоумении. Было решено оставить несчастное семейство у нас до весны. Недалеко от больнички стола пустая столярная. Якобу была придумана обязанность караулить Ал. Як. и кормить поросят. За это Леля обеспечил его мукой и картофелем на всю зиму, приютив также, конечно, и его слепую лошадку. А так как с наступлением темных осенних ночей Ал. Як. еще больше стала бояться волков и разбойников, Леля, по ее настоянию, купил цепную собаку, кличкой "Волкодав", и велел поставить ей будку между больничкой и столярной Якоба. Между избами был проведен звонок. Стоило Волкодаву залаять, Ал. Як. немедленно звонила Якобу, чтобы убедиться в том, что он ее караулит.

 Однажды вечером, вызванная на крыльцо зазыванием Волкодава, вторившего собачьим концертам на деревне (волки уже стали подходить к овчарням), Ал. Як., тщетно звонившая к Якобу, подняла такой неистовый крик, что переполошила всю больницу. Горбатая Поля даже забиралась под диван, выкрикивая караул. Вскочили наши люди, услышав эти вопли на другом конце двора, и прибежали ее спасать. Прибежал и Леля со своим незаряженным револьвером. Увидя народ, Волкодав затих. Стали стучать к Якобу. Но Якоб молчал. Если бы не Леля, Ал. Як. попросту совсем взбешенная, велела бы выломать его дверь, но Леля успокоил и уговорил ее разбираться с Якобом на другое утро. Объяснения Якоба оказались совсем несложными: так как Ал. Як. своим звонком мешала детям заснуть, он в тот вечер оторвал у колокольчика язык. Слышал он и крики и стук в его дверь, но тогда он сообразил, что выходить опасно: Kleine Kinder und Kranke Frau! {Маленькие дети и больная женщина!} Такое объяснение совершенно озадачило Ал. Як. Она не хотела верить его черной неблагодарности. А так как неприятности всегда следуют друг за другом, то на другой день ей вновь пришлось разочароваться в преданности этой семьи. Леля так сумел ее же насмешить подробностями этой драмы, что уговорил ее простить своего защитника, а она, вообще отходчивая, решила не только простить, но даже оказать немцам особое внимание... Увидя в то утро в роще большое количество так называемых грибов-поганок, полагая, что это шампиньоны, она набрала их целый фартук и, захватив с собой крупы и сала, отправилась к немцам варить им ужин, так как Катарина, после бессонной ночи, не могла этим заняться. Каково же было ее негодование, когда немцы отказались от супа! Особенно свирепо протестовал семилетний Хайнрих: Nain, nain, кричал он диким голосом. "Ich kann nicht!" {Я не могу!} печально повторяла Катарина, отведав варева; две девочки хныкали в углу. Ал. Як. не могла ничего понять. "Diese Pilzen!" {Эти грибы!} -- со вздохом объяснил наконец Якоб, пальцем показывая на плавающие в миске серые шапки. "Но какие же вы им сварили грибы?" -- воскликнул Леля, случайно заставший эту сцену, проходя с Ольгой мимо столярной. "Да разве это шампиньоны?" "Ja wohl!" {Конечно!} -- сквозь слезы промолвила Ал. Як. "Помилуйте, это же поганки!" -- вступилась Ольга Тим. Суп был вылит и немцам пришлось довольствоваться вареным картофелем. Но Ал. Як. была уязвлена до глубины души, в особенности, быть может, потому что Ольга Тим., которую она вообще недолюбливала, была этому свидетельницей.