Исповедь отца Иллариона - 1

ИСПОВЕДЬ ОТЦА ИЛЛАРИОНА

Пришел я к отцу Иллариону в назначенное им время. Он уже ждал меня, и едва мы поприветствовали друг друга, как он сразу, как говорят: «с места в карьер» приступил к задуманной беседе.

– Я решил исповедоваться перед тобой, и постараюсь, говорить на привычном для тебе языке, – начал он тихим, неторопливый, хорошо поставленным голосом. – Не удивляйся сын мой, и не думай, что я сошел с ума, и позабыл, что исповедуются только перед священнослужителями. Некоторые думают, что исповедь дает возможность Богу понять, как ты относишься к прожитой жизни и осознал ли ты свои грехи. Бог и без покаяния прекрасно знает все о нас.

Я решил исповедоваться перед тобой по двум причинам, сын мой. Помочь тебе понять всю сложность жизни и облегчить себе душу тем, что, возможно, тебе история моей жизни, мои метания помогут меньше делать ошибок в твоей.

 Отец Илларион смолк, долго гладил рукой свою холенную белую бороду, смежив веки, а когда открыл огромные выцветшие голубые добрые и одновременно волевые глаза, покашляв начал исповедь:

– Я рос, как большинство городских мальчиков. Отец – инженер строитель – был неверующим, в отличие от мамы. Поэтому я воспитывался как бы между верой и неверием. Некоторые молитвы я знал и, они мне нравились, особенно перед сном. Стоило мне не забыть помолиться перед сном, и я засыпал быстро. Утром вставал бодрым, спокойным, веселым, но, к сожалению, этого осознания было недостаточно, для того чтобы молиться каждый день. В церковь я не ходил, но однажды, когда мы отдыхали в деревне летом, мама, чуть ли не силком, затащила меня на воскресную службу.

В церкви мне понравилось: тишина, прохлада, пение, запах ладана. Правда, поп со своей речью мне не приглянулся. Я начал ерзать, но осуждающий взгляд мамы заставил застыть на месте. От непривычки сидеть скованно вскоре я устал и как только почувствовал, что можно покинуть церковь, позабыв о маме, вылетел на свежий воздух, и только во дворе церкви вспомнил о ней.

Конечно, я начал ждать ее. Из церкви выходили люди ничем не примечательные, правда, более опрятно одетые, чем их можно было увидеть дома. И вдруг появилась девочка, чуть младше меня, и я забыл, что жду не ее, а маму. Я направился к ней. Она как будто ждала этой встречи давно, со спокойной уверенностью. Глаза ее засветились и, как мне показалось, она произнесла: «Вот мы и встретились». А может, это я произнес, не знаю. Хотя встреча и состоялась, но мы так и не успели ни поговорить, ни познакомится, нам даже не дали подойти близко друг к дружке наши чуткие родители, которые, и не подозревали о нашей встрече.

 После этой встречи я зачастил ходить в церковь. Целую неделю ждал воскресного дня. И дождавшись его, как в лихорадке с утра мылся, чистил обувь, подгонял маму, чтобы не опоздать на воскресную службу. Мама радовалась моему прозрению, она беспрестанно рассказывала всем, что произошло почти чудо, после того как я прослушал проповедь батюшки, буквально изменился: «Вошел в церковь мальчиком-лоботрясом, а вышел… настоящим христианином: тихим, послушным, вежливым, предупредительным, любящим…». Мама была рада. Она даже гордилась, что смогла приобщить меня к церкви. Мы не пропустили ни одну воскресную службу за все лето. После службы мама ни на секунду не отпускала меня от себя, – я был ее гордостью. Только войдя в калитку, я мог позволить себе отлучиться от нее, но след моей избранницы пропал.

 С местными ребятами я не дружил, не мог найти с ними ничего общего, поэтому бродил бесцельно по деревне и уставший возвращался домой. Однажды бродя в поиске моей незнакомки, я очутился на краю деревни. Солнце палило нещадно. Я решил найти удобное место в тени и, увидев старый раскидистый дуб, направился к нему. Вдруг огромная стая собак выскочила из-за него и направилась в мою сторону. Сердце заколотилось от страха. Я застыл на месте. В голове лихорадочно билась мысль, как птица в клетке. Когда псы поравнялись со мной, я уже не дышал, объятый страхом. К счастью они пробежали мимо меня, огрызаясь между собой. Метрах в десяти от меня вся эта масса остановилась и, начала крутиться возле одной, как потом я понял сучки, она огрызалась на всех, кроме одного кобеля, но зато все набрасывались на него.

В конечном итоге он все-таки добился своего но, получив удовольствие, с диким остервенением старался отцепиться от своей избранницы. Освободившись от суки, быстро убежал, оставив кобелям домогаться ее. Я возненавидел прекрасного кобеля, который бросил свою сучку, хотя понимал, что в их мире нет места тем законам, которыми живут люди, но и смотреть на это равнодушно я не мог и, ушел, чувствуя, что во мне просыпается похоть, неведомое мною доселе чувство, и я – начинаю уподобляться этой стае кобелей.

Так пролетело всё лето. Хотя я был не робкого десятка, но перед той незнакомкой робел. Я даже не мог себе представить, что могу подойти к ней, а тем более заговорить. Ни одной темы для разговора с ней я не мог себе представить, даже когда я закрывал глаза и видел ее, как живую. Мы только смотрели друг на друга не так как в церкви украдкой, а как в первый раз, во дворе – открыто, без стеснения, не видя никого и ничего вокруг.