Моя исповедь - 2

Отец Илларион слушал меня, не перебивая. Уже рассвело, когда я выговорился. Успокоился, устал, утих. Отец Илларион выждал необходимую паузу и, смотря мне прямо в глаза, вымолвил:

– Не жалей себя, сын мой, что одинок: всяк брат, кто дольше братнего носа смотрит, и между своих одиноким себя увидит.

– Тогда как же жить?…

– Как жил… Выспись. После уразумеешь, сколь глупа была скорбь твоя и как дивно врачует исповедь недуги души человеческой.

– Во что верить?… Чем заняться?

– Займись наукой.

– Это говорите вы, священник?

– Это советует священник.

– Почему?

– Да потому, что для веры в твоем возрасте необходимо мужество, а это качество имеется не у многих. Ты обратил внимание, что Бога вспоминают люди тогда, когда им плохо, когда они беспомощны и ждут от НЕГО поддержки, а ОН не помогает. И тогда многие теряют веру.

Такие и не верили в Бога, такие придумали себе помощника типа золотой рыбки, – попрошу и он сотворит чудо. Мне же самому не надо особенно утруждать себя для достижения цели. А Бог требует от человека усилий для совершенствования своей натуры. Ведь без труда не вынешь рыбку из пруда. Бог и не должен за человека делать то, что предназначено человеку, ОН может быть опорой для человека в повседневной жизни, конечно, если веришь в НЕГО. Бог не нянька. Бог – воспитатель в самом высоком смысле этого слова.

Надо жить не так, как тебе хочется, а так, как Бог велит. Прожить изо дня в день праведно долгую жизнь, не солгав, не обманув, не слукавив, не огорчив ближнего… И не один день, а всю жизнь. Сможешь? Выдержишь? Не начнешь проклинать себя и всех? Подумай… сын мой.

– Предположим, что у меня нет мужества, а почему мне лучше заниматься наукой? Ведь и там не всегда и у вех всё получается?

– Да потому, что от науки никто не требуют помощи, все прекрасно знают, что результат зависит только от способностей и упорства.

– Но ведь и в науке встречаются люди…

– Везде люди и в науке и в церкви со своими недостатками и даже пороками, но мы говорим не о тех, кто там служит, а о природе, сути вещей. Жизнь – сложна, ты не раз будешь ошибаться, спотыкаться, падать… – и, увидев, как я приготовился броситься в словесный бой, миролюбиво продолжил: – Человеку свойственно ошибаться, даже гениальному. Вот послушай, ты, наверное, распевал песни на слова Лебедева-Кумача?

– Да?! А причем тут песни?

– Это был хороший поэт, честнейший, добрейший человек, искренно верящий в то, о чем писал. Сталину, как и большинству, эти песни очень нравились…

– Ну и что?

– А то, что когда гитлеровцы подошли к Москве, и началась эвакуация, к Лебедеву-Кумачу позвонил председатель Союза писателей Фадеев и сказал, чтобы он подготовился к эвакуации. Лебедев-Кумач категорически отказался, бросив трубку.

Вскоре зазвонил телефон. Звонили из ЦК. Подняв трубку, он услышал: «Приказы товарища Сталина не обсуждают! Приказы выполняют!» «Да как же я могу выполнять приказ бежать, когда я писал стоять насмерть?!». В гневе, собрав все награды и бросив их в портрет Сталина, выбежал на улицу и начал кричать такое, что его жена, боясь, что его расстреляют, как дезертира, начала упрашивать, собравшихся прохожих, вызвать скорую: «Ведь это ваш любимый поэт Лебедев-Кумач – лауреат Сталинской премии, он сошел с ума». Его действительно увезли в дом умалишенных…

– И правильно сделали!

Видя укоризненный взгляд отца Иллариона, я добавил в свое оправдание: – А чем он был так возмущен?

– Наверное, нервы не выдержали. Поводов было множество: враг у ворот, многое складывалось не так, как должно быть, паника, эвакуация и всколыхнувшаяся ею вся нечисть – воры, мародеры. Нервы на пределе, а тут обласканному всенародной любовью депутату Верховного Совета, лауреату Сталинской премии и вдруг приказывают…

– А почему приказывают?

– Ты не слышишь меня! Война. Он депутат Верховного Совета, любимец народа, после того как прозвучала песня «Священная война» Геринг внес его одним из первых в список подлежащих уничтожению.

– А-а-а!.. Ну, а что дальше?

– Благодаря его друзьям и почитателям его выпустили и, так как он рвался на фронт, ему присвоили офицерское звание и отправили на фронт. Вернулся с фронта, награжденный тремя орденами, а также медалями, но не нашел своего места в стране, которую так любил…

– Теперь понятно…

– Слава Богу! Хотя… на досуге поразмышляй об этой истории и не забудь при этом вспомнить, что песня «До свидания, мальчики!» Булата Окуджавы начинается так «Ах, война, что ж ты сделала, подлая...»…

– А, правда! У одного – она священная, а у другого – она подлая… а самое потрясающее, что когда поёшь, обоим веришь… – медленно проговорил я, вспоминая текст песни Лебедева-Кумача – «Идет война народная, священная война…»… Значить, когда она народная она священная, а когда она касается одного или нескольких, она подлая…

– Близко, но не совсем. Ведь вместе с Гитлером воевал не только немецкий народ, но и многие европейские страны… Вот и подумай… А теперь по домам, небось, мама заждалась тебя. Мир тебе, сын мой. Да благословит тебя Господь. Заходи ко мне, сын мой, нам есть, о чем поговорить.

Перекрестив меня, отец Илларион медленно, уже по-стариковски, пошел к себе, в свою келью, отказавшись от моих услуг.

Теперь, спустя много лет, жалею, что не так часто, как это следовало бы, заходил к нему и, далеко не все беседы запомнил так хорошо, как первую у него в келье.