Глава пятнадцатая
СМУТНОЕ ВРЕМЯ
Харьковский с'езд окончился фактическим распадением нашего кружка, хотя это и не было формулировано, никем не было громко сказано: все молчали, но все это чувствовали, раз'езжаясь из Харькова.
Костюрин и Дробязгин уехали в Одессу, где и были вскоре арестованы. Об участи Дробязгина я упоминал раньше; что касается Костюрина, то года полтора спустя он был судим по процессу 193-х и приговорен, если не изменяет память, к шести годам каторги. Б. уехал в Петербург, где впоследствии был арестован, приговорен по другим делам к каторжным работам и сослан в Сибирь. Фроленко Михайло уехал тоже в Одессу. Стефанович с Дейчем и Бохановский, который, присоединился к ним, поселились в Киеве и отсюда начали совершать свои периодические поездки в Чигиринщину.
Что касается до меня и еще нескольких товарищей, то для нас после харьковского с'езда наступил особый период. Об этом времени я вспоминаю с ужасом; словно я пролежал в какой-нибудь тяжкой болезни -- до того хаотическим представляется оно мне теперь. Я многое успел забыть; да едва ли интересно было бы вспоминать о всем. События одно другого нелепее, одно другого бессмысленнее!
Постыдное фиаско, которое мы потерпели в нашем деле, вызывало отвратительное состояние; к этому еще присоединился полный материальный кризис. И вот от незнания, куда себя девать, и в поисках за пропитанием таскаемся мы вместе с какой-то бродячей труппой актеров по южным приморским городкам -- Мариуполь, Бердянск, Керчь, Таганрог -- и участвуем в представлениях. Тут сталкиваемся с каким-то агентом Славянского комитета, собирающим пожертвования в пользу восставших славян (в это время было герцоговинское восстание), нахалом, доведшим мое раздражение до того, что однажды я было полез в карман за револьвером. То вдруг опять появляемся в Харькове, но уже в качестве певцов, а не актеров; поем по трактирам и этим зарабатываем пропитание.
Как долго продолжались эти скитания, теперь точно не могу сказать; но припоминаю, что вырваться из этих обстоятельств мне удалось не скоро.