Настроение нашего кружка - 5

 На следующий день утром мы с нашими телегами двинулись в сопровождении сотских опять к становому.

 День был базарный, и на площади против нашего постоялого двора толпилось множество крестьян, с'ехавшихся из соседних деревень, но, придя к становому, мы нашли канцелярию пустой; чиновники отсутствовали, вероятно, по случаю базарного дня, и оставался только один писарь, должно быть, дежурный, который нам сообщил, что становой пристав уехал еще с утра по какому-то спешному делу в уездный город, и нам придется обождать его возвращения.

 "Какое могло быть спешное дело, которого становой не знал бы вчера? Вчера ведь он говорил нам, что рассмотрит наше дело сегодня утром"...-- мысленно задавал я себе вопрос.

 С опущенными головами возвращались мы назад на постоялый двор. Подозрительность, возбужденная предыдущими событиями, вдруг заговорила во мне с удвоенной силой, Внезапный от'езд станового в уездный город получил в моих глазах прямую связь с нашим делом и явился весьма грозным показателем. Становой таким образом, взвесив обстоятельства дела, нашел нужным с'ездить в уезд, чтобы лично донести о всем случившемся по начальству, не решаясь самостоятельно принять те или другие меры относительно нас; в трудных и важных случаях благоразумные полицейские чиновники часто так поступают.

 "До уездного города около тридцати верст; туда и обратно -- составляет шестьдесят верст; выехал становой в таком-то часу, значит ожидать его возвращение надо тогда-то",-- вычислял я уже тотчас, когда над нашими головами должен был разразиться решительный Удар.

 -- Из Звенигородки (уездный город) он возвратится не один; наверно, с ним приедет и жандармский офицер,-- говорил я товарищу.

 Чем более мы вдумывались, чем больше совещались и рассуждали, тем больше подозрительность наша росла и крепла в этом направлении. Так друг друга мы заражали и дразнили, пока наконец не разбередили своих нервов до самой последней степени. Наше положение вдруг представилось нам всем вполне безысходным.

 "Бежать во что бы то ни стало... Вот единственное, что нам оставалось!" -- решили мы все, как один, и с лихорадочной поспешностью принялись готовиться к побегу.

 По расчетам, до возвращения станового из Звенигородки оставалось еще часов около четырех, и этим временем мы должны были воспользоваться. Несмотря на то, что был день, а не ночь, побег сравнительно легко было совершить благодаря толкотне на площади и в нашем постоялом дворе, куда то-и-дело заходили и уходили всевозможного сорта люди. Как я уже упоминал выше, день был базарный, и народ сновал взад и вперед безостановочно. Сотские тоже часто выходили на базарную площадь, чтобы поглядеть на ярмарку. Мы пробовали с своей стороны выходить за ворота постоялого двора и заметили, что наши стражники на это не обращали внимания. Это было явление несколько странное, как бы противоречащее общему положению дела, казавшемуся нам столь критическим; но мы об'яснили себе это просто российской халатностью; ярмарка поглощала внимание всех, в том числе, видимо, и внимание наших караульных.

 Мы стали готовиться к побегу.

 Мы надели под низ другие костюмы, оставивши сверху прежние, которые мы думали сбросить, лишь только выберемся благополучно за местечко; условились в маршруте и сборном пункте, решивши итти к этому пункту не вместе всем, а отдельно; разделили между собой деньги, чтобы всякий имел при себе на случай, если внезапные обстоятельства заставят кого-нибудь отделиться от остальной компании; взяли паспорта, приготовленные с вечера. Право, даже весело сделалось нам. Мы задумали оставить шполянской полиции записку следующего содержания: "Предлагаем вместо нас арестовать подателя и препроводить его в один из тюремных замков как беспаспортного бродягу". Записку эту мы должны были прикрепить ко лбу одной из наших лошадей. Конечно, все наши вещи с телегами и двумя лошадьми мы решили бросить и бежать пешком.

 Все уже было готово у нас, как вдруг прибегает рассыльный и зовет нас немедленно в канцелярию станового.

 "Неужели же он успел воротиться? Не может быть!.." -- мысленно восклицал я, идя вместе с другими к становому.

 -- Что же вы не явились сегодня в канцелярию,-- обратился к нам старший чиновник, лишь только мы показались в дверях.

 Мы заявили, что были утром, и сослались на писаря, видевшего нас.

 -- Пристав приказал отпустить вас,-- проговорил он.-- Надо только акт составить.

 Начался опять допрос: кто мы и что мы за люди, откуда и куда едем и проч. Писарь сидел за столом и сообразно нашим ответам составлял акт. По этому акту выходило, что едем мы из города Черкассы в город Умань, хотя на самом деле ехали в Смелу, и, конечно, не из Черкасс. Акт был написан. В качестве грамотного я подписался (другие показали, что они неграмотные). Нам возвратили наши документы, возвратили даже револьвер, и мы весело пошли обратно на постоялый двор.

 Быстро, насколько было возможно, мы собрались и уложили вещи (трудно разыскивать было в соломе и соре, особенно в виду того, что приходилось это делать незаметно), потом запрягли лошадей и выехали, несмотря на то, что когда мы выезжали, то уже совсем клонилось к вечеру.

 Впрочем, последнее обстоятельство было нам на руку: двинувшись по дороге на запад, т. е. как-будто по направлению к Умани, мы под прикрытием сумерек своротили, сделали большой об'езд, выбрались на смелянскую дорогу и с присвистом помчали своих лошадей прямо на север.

 Оказывалось, что в местечке Шполе совершена была около этого времени довольно крупная кража, и мы угодили туда как-раз в то время, когда по местечку велись розыски. Мы почему-то обратили внимание тысяцкого, и с этого загорелся сыр-бор.

 Всю ночь, не останавливаясь, гнали мы своих лошадей. Как памятна мне эта ночь! Небо чистое; свежо; прозрачная легкая мгла чуть-чуть стелется над полями, залитыми сверху бледно-зеленоватым лунным светом. Дорога ровная; наши телеги грохочут по гладко укатанному пути. Двое товарищей во всю глотку поют песни. Вероятно, они чувствовали себя довольными.

 Прибывши в Смелу, мы, конечно, заехали прямо к нашему Срулю. Он очень удивился, так как давно никого из нас не видел, а вместе с тем и обрадовался, что мы еще целы и невредимы.

 -- А такой-то? Ну, а такой-то? -- спрашивал он.

 -- Живы, живы все.

 -- Слава богу.

 -- Ну, Сруль, надо нам сейчас же отыскать подводу в Черкассы. Надо поспеть к сегодняшнему пароходу.

 -- А ваши же кони и телеги? -- спросил он.

 -- Одного коня с телегой возьмет он,-- проговорил я, указывая на одного товарища.

 В Черкассы решили ехать нас трое; четвертый направлялся в другую сторону, и ему нужна была и лошадь и телега.

 -- А другого коня с телегой и все наши вещи оставим у тебя. Хочешь, купи эту лошадь?

 -- Добре, только я дорого не дам,-- заметил Сруль, улыбаясь.

 Продавши ему коня с телегой за бесценок (мы хотели этого коня сбыть во всяком случае, так как на нем часто ездили в Елисаветград, и он был приметный), мы отобрали нужные для себя вещи, остальные сдали ему на сохранение и несколько времени спустя двигались уже на наемных лошадях в Черкассы.