Наступила ночь. Хозяева-евреи легли спать, и все кругом утихло. Но мы не спали: в небольшой комнате, освещенной сальной свечкой, мы сидели и тихо между собою шушукались. Сторож наш тоже не спал; из большого темного подсенья, где находились наши телеги и лошади, доносился по временам его кашель и шаги. Надо было во что бы то ни стало воспользоваться этой ночью, так как утром следующего дня нас ожидал обыск и допрос.
Обсудив наше положение, мы находили два выхода: либо бросить телеги с вещами и лошадьми и самим бежать, либо рискнуть ожидать легального исхода дела, но в таком случае заранее приготовиться к обыску. Первое оказалось трудно исполнимым уже по тому одному, что наши документы были задержаны становым, а без Паспортов нас могли арестовать в первой же деревне, не говоря уже о трудностях самого побега в виду караульных. Второй, легальный, исход казался более правдоподобным, но для этого мы должны были перебрать наши вещи и удалить все то, что могло нас компрометировать. Осуществить это возможно было не иначе, как войдя в соглашение с нашим внутренним караульным.
Очевидно, с последнего и надо было начинать, но между нами произошли разногласия. Один из товарищей энергично протестовал против попытки соглашения с караульным; он доказывал, что, ничего не успев, мы этим только больше скомпрометируем себя и что нам лучше сразу думать о побеге. Другие, в числе которых был я, стояли за попытку соглашения, мотивируя тем, что о бегстве мы можем думать потом, когда нам не удастся первое. Последнее мнение взяло верх, и мы приступили к осуществлению.
После некоторых подходов мне удалось завязать разговор с сотским. Я вышел из комнаты в подсенье, и тут мы с ним мало-по-малу разговорились. Он оказался крестьянином одной известной мне деревни; мы заговорили с ним об их помещике, о житье-бытье крестьян, и не прошло и часу времени, как уже вместе ругали и помещика и того самого станового с тысяцким, который поставил его нас караулить.
-- Мне надо достать кое-какие вещи из телеги,-- заметил я ему между прочим.
-- Идите и берите, что вам надо,-- ответил сотский.
Я направился к одной из телег, ощупью отыскал небольшой сундучок, где между другими предметами находились паспортные бланки, и вытащил его. С этого начал я потому, что без паспортов побег был немыслим, а побег надо было прежде всего обеспечить. Один из товарищей тотчас же занялся приготовлением паспортов: бланки были чистые, и их надо было только вписать.
Между тем отнесши ящик с паспортными бланками в нашу комнату, я воротился обратно в подсенье и принялся рыться между вещами, нащупывая и вытаскивая револьверы, кинжалы и другие компрометирующие предметы. Сотский оказался добрым человеком.
-- Этот ваш становой пристав -- настоящий разбойник!-- говорил я.-- Подумайте сами: ну, что ему от нас нужно? А вот же задержал и не пускает! Морит нас тут в городе!.. Тут за все плати, за все гроши давай!.. Никто ничего даром не даст...
-- Кто же даст даром?! -- соглашался сотский.
-- В чужой стране заезжему человеку крепко трудно!.. Нам надо ехать скорее... Время уходит, а он нас держит. И завтра, кто его знает, когда еще выпустит.
-- И не говорите лучше! Чистый зверюга! -- воскликнул сотский.-- Месяца два назад заболела у меня "дытына". Жинка передает через наших людей -- они сюда на базар ездят,-- чтобы я пришел до дому. Я к нему, прошу его, молю: "пустите меня! Только на один день пустите! Может, "дытына", не дай бог, умрет,-- хоть посмотрю на нее перед смертью!" Так что ж вы думаете? Не пустил!
-- Вот здесь у меня в коробках есть порох,-- говорил я дальше.-- Что тут худого, что у меня есть порох? Им всем, подлецам, можно держать у себя порох и ружья! А завтра, как найдут этот порох у меня, так уж вперед знаю --будет мне за это целое несчастье.
-- Давайте, я его спрячу,-- вызвался сотский.
Полчаса спустя наш караульный вместе с нами прятал всякую всячину, то затыкая в кучи соломы, навороченные по углам подсенья, то зарывая в сор под яслями. Раз или два, должно быть, ради разнообразия он взлазил даже то бревенчатым стенам подсенья и прятал некоторые вещи под стреху.
Когда был окончен пересмотр вещей и более или менее приготовились мы к ожидаемому обыску, то почувствовали себя облегченными; теперь можно было даже поспать
-- Ну, спасибо вам, чоловиче добрый, что помогли,-- проговорил я, подавая сотскому рублевую бумажку.
-- За что даете мне гроши? -- смущенно заявил он.
И долго не соглашался брать деньги. Сцена вышла глупая и неловкая.
Свободное копирование
