Глава двенадцатая
НАШЕ ПОЛОЖЕНИЕ В НАРОДЕ И НАШИ ЗНАКОМСТВА С КРЕСТЬЯНАМИ
Кружок наш уже расселился по деревням, когда присоединились к нам сначала Костюрин, Анна Макаревич, Иван Дробязгин и Михаил Фроленко, а спустя некоторое время -- Лев Дейч. После этого организация наша не расширялась более. Анна Макаревич и Михаил Фроленко были нелегальные.
Наши поселения отстояли одно от другого в десяти -- пятнадцати верстах, и мы часто друг друга посещали. Селились в большинстве случаев под видом мелких торговцев.
Рассказывая о нашем хождении в народ в 1874 году, я упоминал о том, как мы старались тогда тщательно скрывать от крестьян наше происхождение; бросали свои дворянские документы и вместо них запасались подложными крестьянскими паспортами. Европейские костюмы заменяли простонародными свитами и зипунами; дело у нас доходило даже до того, что при столкновении с людьми мы корчили из себя неграмотных.
Идя в народ и мечтая о слиянии с народной массой, мы находили нужным скрывать свое происхождение, предполагая, что в противном случае народ будет относиться к нам с недоверием.
Логически развивая эту мысль до конца, мы додумались до того, что недостаточно было заменить сюртук только свитой, но еще непременно надо было заменить его рваной свитой.
И вот первое свое путешествие мы совершали почти что в рубищах. Мы сами с сочувствием и с соболезнованием смотрели на рубища, и нам казалось, что и народ встретит нас также с сочувствием. На самом деле оказалось не то: в редкой деревне пускали нас ночевать в избы, крестьяне отказывали нам в ночлегах, подозрительно оглядывая нас с ног до головы; многомного бывало, если кто-либо из них позволит нам переспать ночь у себя на сеновале или в соломе на гумне. Мы были в глазах крестьян "непевны люди", т. е. люди, на честность которых они не решались положиться. Наше стремление омужичиться, превратиться в мужика -- само собою разумеется, бедного, так как не превращаться же было, в самом деле, в зажиточного кулака -- оказалось доктриной непригодной, бесполезной и даже вредной. Наши крестьяне сами бедны, но к бедным захожим людям относятся весьма подозрительно.
Теперь, в 1876 году, никто из нас не думал рубищами вызывать сочувствие у крестьян. Живя у Ивана с Настей, я видел, например, что моя хорошая свита порядочно-таки поднимала значение моей личности в глазах соседей-крестьян. Потом, поселившись в деревне близ Знаменки, находящейся на Одесско-Харьковской железной дороге, я уже совершенно не скрывал своего привилегированного звания и жил даже по дворянским документам одного моего умершего родственника, находя это более удобным во многих отношениях и, между прочим, в том, что мне не надо было прятать своей грамотности, которая, как я заметил, высоко ценились крестьянами.
Правда, с другой стороны, и вся постановка дела в 1876 году была у нас иная. Мы уже не думали об омужиченьи, а преследовали строго определенную практическую задачу, заключающуюся в организации вооруженного отряда.
Манифест от имени царя, в котором предполагалось оповестить об отнятии земель от помещиков и о переделе земли между всеми поровну, на наш взгляд должен был вызвать в народе смятение, и в эту минуту наш вооруженный отряд должен был явиться тем ядром, вокруг которого могли собраться бунтовские элементы народа.
106 Дейч Лев Григорьевич (род. в 1855 году).-- Старый участник революционного движения. В 1874 году вступает в революционное движение, в 1875 году идет в народ, в 1876 году примыкает к киевскому кружку бунтарей, в 1877 году арестовывается за попытку совместно с Стефановичем и Боханове ким поднять при помощи подложных царских грамот восстание крестьян Чигиринского уезда, Киевской губернии. В 1878 году бежал из тюрьмы в Петербург, а оттуда за границу. Вернулся в Россию в момент раскола "Земли и Воли" и был вместе со Стефановичем, О. Аптекманом и Г. Плехановым в числе учредителей "Черного передела". В начале 1880 года снова уехал за границу. Один из основателей группы "Освобождение труда", по делам которой едет в 1884 году в Россию, но по дороге его арестовывают в Германии и выдают царскому правительству, как уголовного преступника, по обвинению в покушении на убийство предателя Гориновича в 1876 году. Суд приговаривает его к тринадцати годам и четырем месяцам каторги, которую он отбывает на Каре. По выходе на поселение он в 1901 году бежит из Благовещенска за границу и приимает участие в организационных делах "Искры". В период революции 1905 года Дейч снова нелегально возвращается в Россию. В начале 1906 года его арестовывают и снова высылают в Восточную Сибирь, но с дороги он бежал за границу, где и пробыл до 1917 г. когда вернулся в Россию. Сейчас живет в Москве.
В период 1902--1917 годов Дейч был меньшевиком, а в период войны -- ярым социал-патриотом. В период Февральской революции Дейч был в числе особенно яростно травивших большевиков как немецких шпионов и т. д. Входил вместе с Г. В. Плехановым в социал-патриотическую групну "Единство", в которой занимались клеветой на пролетариат и его большевистскую партию. После Октября занялся писанием мемуаров, разработкой материалов, относящихся к восьмидесятым годам, к группе "Освобождение Труда", не изменив своего злобного отношения к власти пролетариата.