Зимой 1875 года я был в Киеве. Стефанович тоже приехал сюда из Корсуни, и здесь-то нам и удалось познакомиться с чигиринцами. Мы оба были под видом крестьян и представлялись им ходоками, якобы отправлявшимися к царю, чтобы хлопотать по делам наших деревень. Помню, сошлись мы с чигиринцами на Подоле (часть Киева, лежащая возле самого Днепра), и тут у нас завязалась беседа о том, как удобнее добраться до царя.
Старик-чигиринец, слепой на один глаз, долго толковал нам о трудностях, встречающихся по пути ходоку. Он говорил о том, что чиновники стараются не допускать ходоков к царю, как наконец сама полиция хватает их, сажает по тюрьмам или же оправляет с хтапом на родину.
-- До царя можно добраться так,-- в заключение проговорил он,-- нужно взять с собою много всякой одежды и по дороге часто ее менять; тогда полиция не узнает. Но для этого надо иметь много грошей.
С Подола мы пошли с чигиринцами к "Старому Городу" (так называется часть Киева, где стоит Софийский собор) и по дороге все время беседовали. Они захотели узнать подробности наших дел, ради которых мы отправлялись ходоками к царю. Мы -- всякий с своей стороны -- рассказывали им по выдуманной истории -- о помещичьих притеснениях, о малоземелье и прочее. Чигиринцы искренно соболезновали нашей "беде".
-- Все будет добре, лишь бы бог вам помог добраться до царя,-- утешал нас старик.-- А когда, люди добрые, поможет вам бог,-- продолжал он,-- то не забудьте и нас: заодно расскажите царю и про "нашу біду".
А беды этой у них, действительно, было очень много. Некоторые деревни, как, например, Шабельники, были буквально разорены солдатской экзекуцией, поставленной с целью усмирения. Многих крестьян арестовали и разослали по городам, а в это время семьи их голодали. Киевский губернатор заявил, между прочим, чигиринцам, что будет их держать при полицейских участках и не пустит домой до тех пор, пока они не согласятся подписаться под актами. Но они все упорно отказывались от этого.
Встреча и знакомство с чигиринцами произвели на меня удручающее впечатление: мне было не по себе, я чувствовал себя скверно; весь тон их речей ложился тяжело на душу. Поэтому после описанной встречи я больше не искал их. Дальнейшие сношения с ними вел один Стефанович.
В своем месте я расскажу о так называемом "Чигиринском деле", явившемся как следствие этих сношений Стефановича с чигиринцами,-- теперь же перейду к описанию других событий.
Зима 1875 года для меня прошла в приготовлениях и сборах, так как с наступлением весны я намеревался отправиться в народ. В этот раз, конечно, я не предполагал бродить по селам, как в 1874 году, а думал поселиться и жить на одном месте. Но я ещё не определил себе точно деревни, где селиться; для этого надо было осмотреться и выбрать место.
Кроме притона Стефановича в Корсуни, имелось еще одно поселение возле города Черкассы, устроенное Иваном с Настей (я не буду называть их фамилий). Они не принадлежали к нашему кружку и не были посвящены в наши тайны; но я был с ними знаком и потому, когда они мне предложили прожить некоторое время у них, я охотно согласился. Иван жил под видом торговца красными товарами, закупку которых производил то в Одессе, то в Киеве и продавал по местечкам Черкасского, Чигиринского и других соседних уездов.
В феврале или марте 1876 год Настя приехала в Киев за покупкой товаров и скоро думала возвратиться назад. Я решил поехать вместе с нею.