***

+++  

«Я перечитал Ваши письма, и у меня почему-то испортилось настроение. Вы мне прислали очень (нрзб.) письма со службы. Мне кажется, что на некоторые из них я отвечал не совсем надлежащим образом. К этому нужно прибавить то, что в последнее время у меня очень большой з..б в мозгах начинается. Это одна причина. Вторая – то, что от Вас долго нет писем. Вы же знаете, какой я нервный. Тем более, что последними своими письмами (до Вашего путешествия в Персию), Вы вогнали меня в такую тоску, в какую меня даже, уж не знаю, что не вгоняло, разве что стихи А.А. Блока по молодости. Я беспокоюсь за Вас и еще раз настоятельно советую Вам не связываться с обладателями сомнительных морально-политических принципов – стражами общественного порядка (предполагая в Вас «простоту душевную» при некоторой «политической сумбурности»). Мне бы хотелось видеть Вас через год живым и здоровым ... претворить в жизнь одно из чисто идиотских наших (нрзб.) – бутылка водки за 3.62 и размазывания слёз. Ибо «путь комет, поэтов путь». Последнее время моя «оболочка»* занималась усиленным чтением журналов типа «Нева», «Звезда», «Москва» и др. В основном читаю литературную критику. Печальные события, по-моему, творятся на верхах. Чётко выражены два лагеря, две позиции. Мне приятно отметить, что это вызвало у меня очень сильные эмоции: в скрежете зубами и метаниях по мостикам, по постам и ЗИПам в коридоре кабелей – я был как бешеный. От того, что нет возможности растолковать это некоторым товарищам в непосредственной близости, на мой взгляд, весьма простые истины. Я раньше думал, что просто я дурак и ничего не понимаю, но теперь я склоняюсь к обратному мнению. Далее советую перейти к примечанию:

* кстати, недавно я сделал открытие, у меня, оказывается, есть стержень и оболочка. В то время, как у большинства индивидуумов оболочка является определяющим фактором, а стержень едва прослеживается, он у меня в последнее время катастрофически разросся, что и стало причиной того открытия, и принял угрожающие размеры. Ощущаю в последнее время пустоту в душе и в то же время человеком себя чистым, безгрешным и почти блаженным (в «Суматру») «Из меня хоть сейчас можно делать мумию, только внутренности вырезать. Кишки, ну, потроха там разные». Так вот, стержню этому надоело рядиться в различного рода лохмотья типа желаний, стремлений, отрицаний, утверждений и так же нежеланий и нестремлений. Надоело, так сказать, проецироваться на оболочку, для которой единственный выход, естественно (чтобы не проецироваться), исчезнуть. База для самоубийц вполне солидная, но этот вариант меня не устраивает, так как с детства наделён неистребимым инстинктом жить, то есть, именно (минуя промежуточные) – проецировать стержень на оболочку в чистом виде. А поскольку этот инстинкт тоже, на мой взгляд, заключён в самом стержне, то и проецируется он в извращённых видах – конкретных желаниях. Стержень этот (только ради всего святого, не путать его с тем «стержнем», в отсутствие которого вас обвиняет моя сестра – косвенно), являет собой нечто неделимое, стабильное и гармоничное, от которого уже расходятся все варианты человеческих отклонений от гармонии, которые опять же являются неизбежными и естественными в общем плане проектирования, к чему, собственно, и сводится все «предназначение» человеческое, смысл его. Стержень этот, в идеальном случае, как я уже сказал, ассоциируется со словом «ничто», равно в такой же степени, как и со словом «всё», как наличие и равновесие противоположностей. Желать – значит желать всё большего и большего, т.е., всего или ничего, т.е., стержня. Ежели я его возымел и в таких катастрофических пропорциях относительно оболочки, то на кой мне, спрашивается, хрен теперь конкретные желания? А? Умение жить, в общем плане, является умением проецироваться, т.е., «не примешивать (как говорил граф, которого ранили двумя стрелами в Абиссинии, когда ему был 21 год, из романа Э. Хемингуэя «И восходит солнце») чувства к этому вину, вкус теряется». «Не примешивайте чувства к этому вину» – говорю я, когда вижу перед собой либо плачущего, либо смеющегося индивида-проектировщика. В этом плане как-то, по-моему, пропадает значение инстинкта жить, т.е., проектировать. Получается какой-то замкнутый круг. Последнее время я, по старой привычке, пытаюсь переложить это в изящные строчки, но получается либо слишком общо, либо пошло. Проектировка... Так вот я говорю, Миша, надоело мне быть человеком. Так надоело, что меня даже ДМБ (хотя ДМБ это не АБВГД), не волнует. Стержень з...ал. Может быть Вы, как человек деятельный, посоветуете мне что-нибудь по этому поводу? Или предложите какое-нибудь нечеловеческое занятие. Давайте займемся магией, либо чёрной либо белой. Нам еще по 22 года, мы многое сможем успеть к 33 годам. Напишем свою философию и «руководство по магии». Под редакцией Жигульского. Честное слово, мне больше ничего не интересно, кроме магии. Мы будем магами. Ты – маг, и я – маг. Два мага. А потом, избавив человечество от некоторых заблуждений, сольёмся со своими стержнями с чистой совестью, разжаловав напоследок пару-другую лейтенантов*. Это я говорю Вам совершенно серьёзно. Без тени улыбки или гримасы отчаяния на губах. От самого стержня. Проектирую без искажений. Чисто и внятно. Последнее время ощущаю острую нехватку чего-то от того, что не получаю писем от моей сестры. Так как начало этого затишья совпадает с вашим появлением в г. Н - ске, то я склонен поставить эти события в категорию событий, непосредственно связанных причинно-следственной связью. Конкретно это выливается в модернизированный вариант одного из эпизодов одной из трагедий, одного из гениальных драматургов. Правда, Жигульский нашёл, что Вы несколько постарели (впрочем, как он сказал, все постареют), но больше похожи на промелькнувший метеор, нежели на взбешённого мавра. От Ж-ского имел два письма, в которых он уходит от прямого ответа. Впрочем, где начинается Жигульский, там заканчиваюсь я. Для меня эта тема бездонна. Либо следствие, либо причина з..ба (Вы извините меня за такую терминологию). На этом позвольте откланяться.

Ваш

подпись.

Императорский залив. 18 апреля 1972 года.

 ***

Дни грохочут. Ревёт «Восток». В неимоверной спешке –

то море, то небо летит, как пятак, ложась то орлом, то решкой.

Железное небо. Солёный прах. И ветра солёная брага.

И каждый день, где риск и страх,

бросает на камни меня в барах, мотает и ставит лагом.

И надо переорать тишину, не напороться на мели.

И надо носом держать на волну. Но это я тоже умею.

Море кипит за бортом неимоверным светом.

Есть простреленный флаг. А смерть на потом. И хватит об этом.

Беру на себя смелость напомнить Вам данным письмом о собственном существовании.

Пожалуйста, всё. 

Подпись.

г. Советская Гавань-8.