Лиза чувствовала себя неважно — ждала ребенка. Я сильно волновался за ее здоровье. Хотя из дому она теперь почти не выходила, но по-прежнему интересовалась общественной жизнью.
17 сентября у нас родился сын, которого мы назвали Георгием. Наш старший — Сергей, которому шел уже 10-й год, был в восторге, что у него появился братец. Мы все были очень счастливы, но к этому чувству примешивалось беспокойство: атмосфера в городе с каждым днем накалялась все больше.
Ходили слухи о готовящемся вооруженном восстании. Говорили, что с фронтов на Петроград снова идут полки. В Неву вошли военные корабли. Один из моих сослуживцев поведал мне, что он решил на время вывезти свою семью из Петрограда. Но перед ним встал вопрос: куда? В провинции те же волнения, в деревне — еще страшнее, крестьяне повсеместно жгут помещичьи усадьбы. Я сказал ему, что свою семью никуда не вывожу и надеюсь, что порядок установится. И хотя я старался быть спокойным, обстановка заставляла нервничать.
Вот старая, сохранившаяся с того времени моя запись:
«24 октября. 3 часа ночи. Весь день провел дома. Сидел в своем кабинете, пытался работать, но ничего не получилось. Это впервые в жизни. Обстановка тревожная.
Вечером опять пытался работать, не получилось. Лиза кормила маленького Зорика. Ему уже идет второй месяц. Он заснул, мы положили его в кроватку, вдруг все вздрогнуло — ухнули тяжелые орудия. Видимо, стреляют пушки Петропавловской крепости. По-видимому, началось восстание. Что будет? Что нас ожидает? Сережа испугался, при каждом выстреле вздрагивал. Мы его уговорили лечь спать. Он заснул с трудом. Мы с Лизой бодрствуем. Тревожно, тревожно…»
А вот другая запись:
«Колоссальные события. Низложено Временное правительство. У власти — Советы. Отменено даже название «министр», введено новое — «народный комиссар», а правительство именуется Советом Народных Комиссаров.
Последним пал Зимний дворец. Все министры арестованы. А Керенский бежал. В воззвании ко всему населению говорится, что Керенский бросил «власть на попечение Кишкина, сторонника сдачи Петрограда немцам, на попечение Руттенберга, черносотенца, саботировавшего продовольствие города, на попечение Пальчинского, стяжавшего единодушную ненависть всей демократии. Керенский бежал, обрекая вас на сдачу немцам, на голод, на кровавую бойню. Восставший народ арестовал министров Керенского, и вы видели, что порядок и продовольствие Петрограда только выиграли от этого».
Да, к нашему счастью, порядок в городе водворен. На всех улицах патрули Красной гвардии. Я не думал, что она столь многочисленна. Улицы неузнаваемы: народ ведет себя совсем по-другому. Все возбуждены, ликуют…»
Каждый день приносил с собой ошеломляющие новости: обнародуется декрет за декретом, и все они означают собой новую жизнь. Новую, небывалую. С жадностью, с волнением читали мы декрет о мире, об отчуждении помещичьей собственности на землю без всякого выкупа, декрет рабочего и крестьянского правительства о 8-часовом рабочем дне и другие документы эпохи.
Еще в мае в лабораторию пришло извещение о том, что я избран на кафедру паразитологии в Донской ветеринарный институт. Появилась опасность, что, если я уеду в Новочеркасск, гельминтологическое отделение в лаборатории организовать не удастся. В связи с этим С. Н. Павлушков принял решение — учредить в лаборатории гельминтологическое отделение сейчас же, не дожидаясь превращения ее в Институт экспериментальной ветеринарии. Павлушков сделал представление начальнику Ветеринарного управления Н. А. Михину, последний получил санкцию министра, и в июне 1917 года образовалось в ветеринарной лаборатории гельминтологическое отделение, которое я должен возглавить.
Я очутился в затруднительном положении. Что предпочесть: педагогическую работу в Новочеркасске или же научно-исследовательскую в Петрограде? Естественно, что меня привлекал второй вариант. Но необходимо было организовать работу и на кафедре. Ведь это была первая в истории России подобная кафедра, и ее могли ликвидировать из-за того, что нет заведующего. Я договорился с дирекцией Новочеркасского ветеринарного института о том, что буду периодически приезжать для чтения лекций и одновременно готовить человека, который смог бы впоследствии возглавить кафедру.
Жизнь рассудила иначе. В декабре 1917 года мы всей семьей уехали в Новочеркасск на 3 месяца — я должен был организовать кафедру паразитологии. Но прошло три месяца, а в Петроград мы не вернулись: фронт гражданской войны отделил Донскую область от Советской России. Мы возвратились только в 1920 году. Но уже не в Петроград, а в Москву, куда Советское правительство перевело ветеринарную лабораторию, преобразовав ее в Государственный институт экспериментальной ветеринарии.
Свободное копирование
