Как я...

Первые американцы

В соседней с нашей квартире дома по Большой Дорогомиловской первоначально жила морганатическая жена знаменитого в прошлом советского хоккеиста. С её старшей дочерью я училась в одной школе, а от хоккеиста у неё был младший сын. Суровый хоккеист иногда захаживал, и я видела его несколько раз на лестнице. Его сплошь изрытое шрамами от былых хоккейных схваток лицо внушало священный трепет. С течением времени, однако, морганатическая жена хоккеиста и её дети сменились на супружескую пару предпенсионного возраста. К новой соседке весь день напролёт ходили люди. Стрижёт она их, что ли, или бреет? – думала я. Но потом оказалось, что соседка даёт уроки английского языка на дому, будучи дипломированным преподавателем после института им. Мориса Тореза. Пользуясь своими англоязычными связями, эта соседка позже и начала подкидывать нам американцев на постой.

Первые американцы достались мне зимой, в конце 1994 года. Это были бездетные супруги, прилетевшие дней на десять, чтобы усыновить российского сироту: оба высокие, здоровые как кони, оба лет сорока – сорока двух, оба в очках и оба психотерапевты. Листок, на котором они записали мне свои имена и адрес в Калифорнии, давно утрачен, так что её точно звали Крис, а он пусть будет Дэн. Хотя мог быть и Роб. Появившись из Шереметьева нашим поздним вечером, они сказали, что утомились от перелёта и сразу пойдут спать без ужина, после чего скрылись в отведённой им комнате и долго там смеялись за закрытой дверью. И я подумала, что их супружеский союз вполне неплох.

Несколько дней американцы дожидались, пока российская сторона фирмы по международному усыновлению уладит какие-то формальности и привезёт им их сироту из Краснодара. Сироту, годовалого младенца Рому, в Краснодаре сразу после рождения подкинули на крыльцо отделения милиции. Одним глазом он совсем не видел, поэтому российских усыновителей не интересовал.

За это время мы с американцами познакомились поближе. Первым делом они сделали три вещи – заявили мне «We hate President Reagan!» (оказывается, президент Рейган среди прочих своих славных деяний распорядился закрыть американские приюты для бездомных, из-за чего они теперь спали на скамейках в парках), рассказали про младенца Рому и показали фотографии своего калифорнийского дома, будущей комнаты Ромы, а также своей собаки. По происхождению Крис, дочь какого-то крупного американского психотерапевта, была шведка, а Дэн – ирландец, из простой семьи с крепко пьющим отцом-тираном. В молодости они оба подрабатывали таксистами и познакомились, когда их такси стояли рядом на светофоре: «Она мне подмигнула», – сказал Дэн. На российское усыновление они потратили многие тысячи долларов, но у них дома, в Америке, им ничего не светило. Там нет бесхозных сирот, очередь на усыновление тянется годами, а тем, кому за сорок, американский закон вообще не разрешает никого усыновлять – слишком старые.

Роме американцы надеялись вернуть в Америке утраченное на один глаз зрение при помощи операции. Я спросила, не боятся ли они плохой наследственности у ребёнка, ведь его родители никому не известны. Вдруг Рома окажется, например, шизофреником? Но американцы ответили мне, что, согласно последним научным изысканиям, для развития шизофрении необходимы два фактора – генетика и специфическое обращение с ребёнком в семье (эмоционально-холодное, абьюзивное и пр.). Так что в нормальной семье при хорошем обращении младенец даже с шизофренической генетикой ничем не рискует.

Американцам, наверное, объяснили, что в России ничего нет, и с собой в огромных чемоданах они привезли абсолютно всё, начиная от туалетной бумаги и кончая красивыми жестяными банками с чаем в пакетиках. «Наша туалетная бумага самая мягкая в мире, – с подковыркою сказал Дэн, – потому что её делают из старых долларов!» Время от времени куратор от усыновительной фирмы возила их в какие-то инстанции, и я научила американцев, выходя в город, всегда иметь при себе запас этой самой мягкой туалетной бумаги, потому что ни в каких российских общественных туалетах туалетной бумаги тогда не водилось.

На поездки в инстанции рослые американцы очень жаловались, поскольку ездить им приходилось в наших «жигулях», сложившись в тесном салоне буквально пополам. И они говорили, что после таких поездок у них отваливается спина и болит всё тело. Ко всему прочему плохо слышащий Дэн совершенно не понимал произношения куратора фирмы, особенно по телефону, и утверждал, что мой выговор гораздо лучше. (Он у меня, действительно, скорее американский, чем английский.)

В речи своих гостей я неожиданно уловила привет от многочисленных русских, эмигрировавших в Калифорнию. Американцы говорили «a-ha» в значении «ага» и «nie-nie-nie» в значении «не-не-не».

В мои оплачиваемые обязанности кроме предоставления комнаты и уборки входило и приготовление американцам еды. И в первую же нашу совместную трапезу я узнала, какое положение в американском обществе занимают женщины. После того как американцы безо всякого труда и практически без моей помощи минут за двадцать смолотили целую курицу, которую я потушила им в большом сотейнике с картошкой, морковью, чесноком и яблоками, я было поднялась с места, чтобы, согласно прейскуранту, убрать со стола и помыть посуду. Но Крис коротко сказала мне: «Сиди!» А её муж Дэн, не говоря ни слова, собрал грязные тарелки и приборы, отнёс их в раковину и все перемыл. И с тех пор так было каждый раз, как я их чем-нибудь кормила.

У американцев имелся собственный путеводитель по Москве, и, руководствуясь им, они в свободные от инстанций дни просили меня сводить их в рекомендованные этим путеводителем места. Для начала они пожелали посетить Сандуновские бани, и я отвезла их туда на метро, а потом забрала и сопроводила обратно домой. Из Сандунов Дэн вернулся в полном восторге. «I saw a guy with a tattoo on his balls!» – сообщил он. Потом мы сгоняли в соборы московского Кремля и съездили на электричке в Загорск, в Троице-Сергиеву лавру. В Троице-Сергиевой лавре американцев ждал сюрприз – единственный общественный туалет для туристов и паломников типа «сортир». Туалет представлял собой белёный сарайчик над выгребной ямой, покрытой дощатым настилом с прорезанными в нём дырами. «Когда мы в школе ходили в поход, – сказала впечатлённая Крис, – у нас тоже был такой туалет. Только мы в него сыпали специальное средство, чтобы не пахло».

К своей собственной нации мои американцы относились скорее критически. «Американцы очень нахрапистые (pushy), – как-то раз сказала мне Крис, – и за это их многие не любят». Но они, конечно, были у меня совсем не нахрапистые, а очень вежливые, деликатные, добрые и сострадательные, хотя по нашим европейским меркам и довольно шумные. Как-то раз в вагоне метро, где мы ехали, обнаружилась бездомная собака. Это была обычная собака – не больная, не раненная, не истощённая. Она не металась, не искала помощи, просто спокойно лежала на полу вагона, отъезжая неведомо куда. И американцы, увидев её, заплакали настоящими слезами.

Наконец из Краснодара прибыл младенец Рома, и счастливые американцы с ним воссоединились и одели его в памперсы и красивые американские одежды, привезённые с собой. Вечером накануне появления Ромы Дэн основательно напился – он всё боялся, что из-за своих проблем в детстве с отцом-тираном сам станет плохим отцом, – и нам с Крис пришлось укладывать его спать.

Годовалый Рома уже ходил, но ещё не говорил и был типичный российский отказной сирота из дома малютки. Он перетаптывался с ноги на ногу, раскачиваясь из стороны в сторону (это самостимуляция, – объяснили мне подготовленные американцы), и всё время хотел есть (про это американцев тоже предупредили и посоветовали им ни в коем случае сироту не перекармливать). Когда новоиспечённые родители попытались выкупать Рому в нашей ванне, он поднял ужасный крик. Наверное, как мы коллективно решили, в доме малютки какая-то нерадивая нянька как минимум однажды при купании запихала его в слишком горячую или слишком холодную воду.

«Правда же у него настоящая русская внешность?» – с гордостью говорили мне американцы. На лицо Рома был вылитый председатель Верховного Совета РСФСР Руслан Имранович Хасбулатов, так что, наверное, наградил им безвестную краснодарскую девушку какой-нибудь залётный чеченец. Но я не стала своих американцев разочаровывать и подтвердила, что конечно, так оно и есть.

Вечером того дня, когда у них появился Рома, американцы решили отпраздновать это событие в ресторане, тоже рекомендованном им путеводителем, и я опять поразилась тому, какие они молодцы. Посидеть с Ромой они попросили меня, и тут-то и выяснилось, что минимальная плата бэбиситтеру в Америке составляет двадцать долларов в час, а не один доллар, как в Москве. Мы с Ромой прекрасно поладили, и я получила за вечер, приятно проведённый американцами в ресторане, нехилые американские бэбиситтерские деньги. Вернувшаяся из ресторана Крис всё время восклицала «Я поняла! Я сообразила!» («I got it!»). Она смогла без моей помощи разобраться в названиях станций в московском метро, которые тогда писали строго на кириллице.

Дальше моим американцам оставалось только в течение пары-тройки дней оформить Роме американский паспорт в посольстве, что и было сделано. За это время я натренировала Крис варить основную пищу российских сирот – манную кашу, в которую она по собственной инициативе добавляла корицу (между прочим, получается очень вкусно).

В день перед своим отъездом американцы вызвали меня на кухню для серьёзного разговора и предложили поехать к ним в Калифорнию и работать у них детской няней. Няни в Америке, сказали они, очень дорогие и им не по карману, а они хотят, чтобы ребёнок знал русский язык, и я так хорошо управляюсь с Ромой. У меня будет комната с отдельным входом, и у них есть для меня третья машина. Я не сторонник принятия судьбоносных решений за пять минут, так что сказала, что очень ценю их предложение, но мне нужно время, чтобы подумать, да и им подумать неплохо бы, потому что я не вожу машину, а по-английски говорю, как пятилетний ребёнок. Но американцы ответили мне, что это ерунда, всему можно научиться. В конце концов мы с ними договорились, что у меня будет время на размышления до тех пор, пока они через несколько месяцев опять не поедут через Москву усыновлять второго младенца из Украины. Потом они со мной расплатились за постой, нежно распрощались, отбыли восвояси вместе с Ромой и пропали с концами навсегда.

Уезжая, американцы оставили нам многое из своего багажа, так что мы ещё некоторое время доматывали их особо мягкую туалетную бумагу, допивали их вкусный чай из жестяных банок и вытирались их добротными полотенцами. А кое-что из их вещей, например, дорожная мыльница усовершенствованной конструкции, служит мне верой и правдой до сих пор.

После этих американцев были и другие: бизнесмен средней руки, скупавший в России берестяные шкатулки для дальнейшей продажи в Америке, снова усыновители и даже однажды большая группа религиозных миссионеров. Но эти же были первые – как первая любовь. Хочется надеяться, что дальше у них, их приёмных детей и собаки всё сложилось благополучно. «Надежда умирает последней», – как я однажды к слову сказала Крис и Дэну. А они меня поправили: «Hope never dies».