Из всех представлявшихся лиц Толь обратил внимание на инженеров Бугайского, управлявшего работами по соединению верховьев рек Волги и Москвы, на его подчиненного Палибина{}, составлявшего проекты по этим работам, на меня и на Строительного отряда подполковника Кнышован и майора Каменскогон.
Толь сказал Бугайскому, что очень рад с ним познакомиться; Палибину и мне, что знает нас за весьма полезных офицеров, и потом, подбежав к Кнышову, сказал, что и его знает за полезного служивого, а майора Каменского, стоявшего позади Кнышова, за совершенно бесполезного. Вслед за этим он спросил у Яниша, чем занят Каменский. Это был старый офицер, служивший еще при Екатерине II в каком-то легкоконном полку. Яниш отвечал, что он дает Каменскому поручения, исполнение коих не требует технических познаний, что Каменский несколько лет заведовал командою нижних чинов при округе и недавно за долговременную и усердную службу произведен в майоры и в этом чине не мог более оставаться заведующим командою. Тогда Толь опять повторил, что он вперед знал, чтó ему ответит Яниш, что он не намерен для производства в дальнейшие чины Каменского составлять батальоны, полки, бригады и т. д., что он не потерпит на службе лиц, не знающих строительной части, что таким образом можно надеть мундир на дубину и что Каменский должен быть уволен. Однако, несмотря на эти угрозы, так публично произнесенные, Каменский остался на службе.
После чинов ведомства путей сообщения представлялись Толю московские военные и гражданские власти, за исключением генерал-губернатора, и некоторые бывшие в Москве военные. При приеме этих лиц Толь был с некоторыми любезен, с другими весьма резок, хотя они от него не зависели, и теперь трудно понять, почему он позволял себе резкости, а те, к кому они относились, почему их терпели.
На другой день Толь осматривал строившиеся тогда Москворецкий деревянный мост на каменных быках и устоях и каменную набережную р. Москвы против Кремля. Мост строил инженер-генерал-майор Петр Яковлевич Девитте{}, откомандированный в распоряжение московского военного генерал-губернатора, которому была подведомственна эта постройка помимо Главного управления путей сообщения. Набережная же, только что начатая, строилась под ведением III округа путей сообщения; директором работ был Максимов. Начало осмотра работ набережной прошло в молчании, и, когда Толь сказал, что он желает знать, какие затруднения представляли эти работы, какими способами они преодолены, Яниш ничего не отвечал и, после повторения Толем тех же вопросов, решился отвечать на них Максимов, которого Толь за ясное изложение дела похвалил как бы в пику Янишу. Эта похвала подняла дух Максимова, который был очень обижен тем, что Толь накануне не обратил на него никакого внимания, тогда как Кнышова, стоявшего рядом с Максимовым, неизвестно по каким причинам признал полезным по службе.
Максимов и я после осмотра работ набережной р. Москвы говорили Янишу, что его молчание не только вредит ему, но и вредит всем служащим в его округе, и просили его, чтобы он отвечал на вопросы, предлагаемые {ему} Толем, но он нам решительно сказал, что отвечать не намерен, потому что не видит надобности говорить с человеком, который все вперед знает.
Это напоминает мне следующую, бывшую спустя год сцену. В это время Толь более ценил Яниша и раз, за обедом, говоря о том, что в Англии производятся огромные сооружения с большим искусством, спросил у Яниша, несколько времени жившего в Англии, чему следует это приписать. Яниш отвечал, что главной причиной этого он полагает то, что в Англии каждый занимается своим делом, никто не кричит и не шумит. Этот ответ так озадачил Толя и всех присутствовавших, что остальная часть обеда прошла в молчании.
На другой день осмотра набережной Толь ездил в с. Татарово, вблизи которого производилась значительная ломка камня для строившейся набережной. Подъезжая к с. Фили, он вышел из экипажа и спросил у сопровождавших его, что это за селение, и, когда ему назвали его, он спросил: "А знаете ли, что такое Фили?" Долго никто не отвечал; наконец Максимов сказал, что в Фили был военный совет, на котором решена сдача Москвы. Толь, говоривший вообще хорошо, но всегда с экстазом, рассказал подробности этого совета, в котором он, в чине полковника, играл важную роль, и заключил свой рассказ словами: "Здесь началась слава России и моя слава".
Свободное копирование
