Зимою 1832/33 г. в Москве мать моя часто ходила, как и прежде, в церковь, ездила с сестрой и со мной к родным и знакомым с визитами, на обеды и вечера, для чего иногда нанимала экипаж, а иногда пользовалась экипажами дядей Александра и Дмитрия и других родных и знакомых. Почти каждый вторник ездили мы на балы благородного собрания и, сверх того, нередко бывали у родных и знакомых на балах и танцевальных вечерах. Сестра, при ее хорошеньком лице и прекрасной талии, была везде заметна. Она была всегда хорошо одета, что при весьма ничтожных средствах моей матери было нелегко. Конечно, все шилось и перешивалось дома; сестра была большая мастерица одеться к лицу. Кавалеров на балах и вечерах в Москве всегда было мало; приезжали на зиму несколько гвардейских офицеров, которые играли главную роль; вслед за ними отличались на балах офицеры корпуса путей сообщения, а потому и я играл не последнюю роль. Но я на этих вечерах был не на своем месте. Более шести лет прошло с того времени, как я учился танцевать, и с тех пор, за исключением балов в Петербурге в Немецком клубе, куда заходил очень редко, не видал даже танцующих. К дамскому обществу я вовсе не привык, так как дам в числе гостей у Дельвига почти не бывало. Я чувствовал себя неловким в танцах и вообще в дамском обществе. Сверх того, принимая в соображение мою бедность, мое ограниченное содержание и невозможность сделать даже ничтожную карьеру в корпусе инженеров путей сообщения, в котором производство было чрезвычайно медленно, я понимал, что всем этим порхающим барышням, а равно и их маменькам, я должен был казаться весьма ничтожным существом, что, впрочем, я от некоторых испытал, приглашая их на танцы; они видимо старались найти кавалеров более богатых, а может быть, по их понятиям, и более занимательных. {Описывать обеды и вечера того времени я не буду; вероятно, найдутся другие описатели. Родные и знакомые, у которых я бывал, также не представляли ничего особенно интересного, за исключением дома Левашовых, о котором я упоминал во II главе "Моих воспоминаний".}
Е. Г. Левашова была очень образованная и умная женщина. Несмотря на жестокую болезнь, заставлявшую ее каждый месяц дней по десяти лежать в постели, она всегда была ровного характера, умела занимать всех посещавших ее и вести свою многочисленную прислугу в порядке, не употребляя ни крика, ни телесных наказаний, бывших тогда в общем употреблении. Муж ее, Н. В. Левашов, был добрый человек, читал постоянно французские газеты или играл в шахматы, более молчал, и жена его умела делать так, что и он казался человеком образованным. Они оба, а в особенности Екатерина Гавриловна, меня очень любили.
У Левашовых я бывал часто и видал у них знаменитого поэта И. И. [Ивана Ивановича] Дмитриева, М. А. Салтыкова, М. Ф. Орлова{}, А. Н. Раевского{} (демона А. С. Пушкина), П. С. Полуденского{}, знаменитого хирурга Ф. А. Гильдебрандта, докторов Лана{}, Н. X. Кечера{}, поэтов Е. А. Баратынского и М. А. Дмитриева{} и многих других. Во флигеле их дома в разное время долго жили Сергей Николаевич Муравьев{}, малоизвестный младший брат очень известных декабристов Александ ра{}, Николая (Карского){}, графа Михаила{} и Андрея{} (Незваного, которому дали это прозвище в противоположность его патрона Андрея Первозванного), М. А. Бакунин{}, известный агитатор, Г. А. Замятнин и П. Я. Чаадаев. Последний остался в этом доме после продажи его и в нем умер в 1856 г. В доме же Левашовых постоянно останавливался с своим семейством М. Н. Муравьев, бывший тогда курским военным губернатором; когда он уезжал в Петербург, жена его с детьми по нескольку месяцев гостила у Левашовых.
{Я не буду описывать всего, что знаю об упомянутых лицах, с которыми я видался у Левашовых, биографии многих из них написаны другими; упомяну только о том, что особенно меня в них поражало, о том, что могло быть неизвестно о них другим лицам, и об их отношениях к Левашовым.}