Речка: в жизни местной детворы она играла не последнюю роль. На ее берегах устраивались футбольные матчи, загорали и купались, усевшись под тенью лозняка готовились к экзаменам. Иногда тихую речную идиллию нарушал гомон подвыпившей компании – в их сторону сейчас же высылалась разведка из числа мелюзги. Вскоре разведчики возвращались, держа в руках то пару бутербродов с колбасой, то сырок «Дружба» в серебристой фольге: выпивохи не скупились на угощение и добытое тут же по-братски делилось мальчишками.
Поздней весной, когда заканчивался паводок и вода приобретала естественный цвет, мальчишки ловили рыбу. Чаще всего делали они это с настила деревянного моста, низко висящего над водой. Этот мост каждую весну сносил ледоход и, каждый год, он опять водворялся на место, и опять повисал в метре над водой. Шириной он был метра четыре, так что автомашины перебирались с берега на берег по очереди – сначала в одном, затем в противоположном направлении. Мост был сплочён из толстого соснового кругляка, по которому были настланы доски. Перила тоже присутствовали, но были они довольно хлипкими и ничего более тяжёлого, чем вес ребячьих тел, не выдерживали. Ловили речных бычков – «бубырей»,- в изобилии водившихся под мостом. Снасть была самая простая: брался железный обруч от старой бочки, к нему привязывался кусок гардины или марли, на дно этого устройства клался камень и приматывался кусок чёрствого хлеба. Затем «подхватка» на верёвке опускалась в воду и оставалось только немного подождать. Через пять-десять минут «подхватка» извлекалась из воды и рыболов собирал улов, трепещущий на дне снасти. Некоторым мальчишкам иногда везло: в «подхватку» попадались большущие зелёные раки. Тогда, на короткое время, все забывали о своих снастях и сбегались к счастливцу – поглядеть на «морское чудовище». Пойманных рыбёшек сажали в бидоны с речной водой. Их выпрашивали дома, подбирали в кучах металлолома – в общем, искали. Если у тебя не было своего бидона, то ты рыбаком уже не считался. Когда юному рыболову приходило время собираться домой, друзья подходили и заглядывали в его бидон – пересчитывали улов. Рекорды не фиксировали, потому что количество бубырей было примерно одинаковым. Правда, о тех, кому повезло поймать что-то большее, чем бубырь – плотвичку или линя, - говорили потом с лёгким чувством зависти. Более крупную рыбу ловили с берега на удочку. На земляного червя попадались окуньки и краснопёрки. Взрослые так не ловили. Им некогда было рассиживаться на берегу реки. Они ловили на «кубуши» - ивовые корзины, сплетённые наподобие чернильницы-непроливайки. Снизу к кубуше привязывался груз, её воронкообразное жерло обмазывали густым тестом. Затем кубушу опускали на глубокое место под каким-нибудь небольшим обрывчиком. Чтобы не потерять её, от кубуши к берегу протягивали тонкий, малозаметный провод, свободный конец которого привязывали к ветке ближайшего ивового куста. Кубуши ставили с вечера. У каждого рыболова было «своё» место: взрослые ревниво следили за тем, чтобы никто другой не покусился на него. Извлекалась кубуша рано утром и, пока в реке водилась рыба, уловы кубушатников были хорошими.
Пойманных рыбешек мальчишки посыпали солью и вялили на солнце. Гошка такую «таранку» не ел – она получалась жёсткой и солёной. Пива Гошка тоже не пил по причине малолетства, потому свою таранку отдавал соседу.
...На высоком, правом берегу, сразу за мостом, стояло желтое здание бани. Она принадлежала паровозному депо и машинисты, вернувшиеся из рейса, отмывались в ней от угольной пыли. Баня работала круглосуточно, что было очень удобно для Гошки и его папы. Пользуясь тем, что банщики знали Гошкиного отца, они ходили туда вдвоём. Однажды Гошке повстречалась цыганка. Тогда она ему показалась взрослой тётенькой, хотя на самом деле ей было не более двадцати. Тогда цыгане ещё кочевали. Приезжая в город, они, как правило, раскидывали палатки возле железнодорожного вокзала, у старого грузового дебаркадера. Женщины с замурзанной детворой ходили на рынок гадать доверчивым сельским тёткам, мужчины устанавливали переносные кузни и ковали. Сделанные ими лопаты, тяпки, подковы, пользовались хорошим спросом у огородников и владельцев гужевого транспорта. Время от времени их силком отправляли мыться в расположенную рядом баню. Молодые цыганки смело обращались к Гошкиному отцу – просили закурить. Отец им не отказывал, всегда давал папиросы с некоторым запасом. Цыганки никогда ему не гадали, а вот Гошка удостоился такой чести. В тот день он сидел на досках настила моста и ловил рыбу. От бани к нему спустилась цыганка:
-Хочешь, скажу тебе всю правду?
Пспомнив, о чём с ними разговаривал отец, Гошка потупился:
-У меня нет папирос, чтобы угостить вас.
-А мне не нужны папиросы. Я тебе бесплатно погадаю, - ответила цыганка.
Прошли годы, но до сих пор Гошка помнит всё то, что рассказала ему цыганка. Она ни в чём не соврала.
...Город строился, работали на полную мощность его предприятия. К сожалению, никто в этом городе не заботился о чистоте воды: со временем, река превратилась в сточную канаву и, по её поверхности, поплыли пятна мазута. Пропало всё то живое, что раньше водилось в воде и возле воды. Несмотря на это, в городе работал рыбзавод, одной стороной выходящий на реку. За его высоким забором с колючкой поверху, прятались рыбообрабатывающие цеха, холодильники и коптильни. От завода вкусно пахло: это был запах копчёной ставриды, которая в их краях никогда не водилась. Как позже выяснилось, рыбу в их степной город завозили из Керчи. Её привозили замороженную, потом размораживали и коптили. Юному Гошке трудно было понять секреты социалистической экономики!
По другую сторону моста располагалась кроватная фабрика. Там все время что-то стучало, лязгало. Из-за забора фабрики тянуло запахом свежей краски, а поверх его высились штабеля солдатских кроватей, уже готовых к отправке.
...Река никогда не была широкой, но каждую весну она показывала свой буйный характер. Выше по течению находился крупный гидроузел с несколькими прудами-накопителями. Целый год они вбирали в себя десятки тысяч кубометров воды, а весной, опасаясь прорыва плотины, руководство гидроузла открывало аварийные шлюзы. Так возникали наводнения. «Старый город» затапливался весь. Пока в районе городской черты не появились дамбы, паводковые вода поднимались не высоко – максимум на метр. На пару недель горожане становились венецианцами: предприятия не работали, жители сидели по домам, продукты питания привозили в лодках. Гошка дважды был свидетелем такого затопления: первый раз воды было немного и пострадали только погреба и все то, что оказалось не укреплённым на поверхности дворов и улиц. Отец в те дни тоже принимал участие в спасательных работах – на плоскодонке развозил продукты, передавая их в окна первых этажей тем, кто нуждался. Через несколько лет всё повторилось с утроенной силой.
…Такого наводнения город ещё не знал. Вода, выпущенная из прудов-накопителей за пятьдесят километров от города, стремительно ринулась вниз. Не имея возможности растечься по равнинам, сжатая новой дамбой, вода стала катастрофически быстро подниматься. Когда уровень воды стал критическим, из воинской части прислали танк. Он покрутился на одном месте, сделал гусеницами проран глубиной метра полтора, и в эту дыру хлынула вода, затапливая старый город. Заводы были спасены, а вода, разлившаяся в старом городе, поднялась до крыш домов частного сектора.
Шесть месяцев спустя уже ничего не напоминало о случившемся, только в квартирах все еще пахло сыростью, да буйно расцвел грибок. Как всегда, в таких случаях, денег для компенсации потерь жителей города никто не дал. В полном соответствии со своим названием, страна Советов была щедра лишь на советы.