Летом, дети постарше, устраивали для дворовой «мелюзги» за дворами, где начинались старые садово-огородные участки, «пионерский отряд». Эти участки, отобранные у бывших владельцев под жилищное строительство, временно пустовали. А так, как нет ничего более постоянного, чем временное, то детвора безраздельно правила в этих садах и огородах ровно пять лет. По утрам дети набирали домашней еды, а потом, в складчину, устраивали обед в тени какого-нибудь дерева. Старшие, явно подражая школьным учителям, проводили «уроки», и малышня заучивала наизусть строчки модной тогда песни: «взвейтесь кострами в синие ночи, мы пионеры дети рабочих», и стихи про счастливое детство, за которое «спасибо партии родной». Потом они играли в войну, смастерив пистолеты и автоматы из подручных материалов и поделившись на «немцев» и «русских».
А еще они любили ловить пауков. Пауки были огромными, размером с юбилейный рубль, с черным крестом на мохнатой, желтой спинке, и жили они в земляных норах на заброшенных огородах. На случай паводка во дворе лежали вверх днищем три густо просмоленные лодки-плоскодонки. С этих лодок, летом, когда стояла невыносимая жара, на землю капала смола, из которой мальчишки скатывали шарики и подвешивли их на нитках. Такая нитка с шариком на конце, опускалась в паучью норку; несколько движений вверх-вниз, и, разозленный паук, схвативший липкую каплю, извлекался из своей норки наверх.
У Гошки была стеклянная баночка из-под маминого крема для рук, где он держал пойманных пауков. Пауки иногда сидели смирно, иногда затевали драку. Гошка рассматривал их сквозь толстое стекло, не зная, чем накормить своих пленников. Вопрос решался сам собой, вечером, когда Гошка, пряча баночку за спину, пытался проскочить с ней в дом. Мама, завидев непрошеных гостей, устраивала Гошке головомойку, и отсылала его выпустить пауков на волю.
Когда погода не располагала к прогулкам на свежем воздухе, дети забирались в подъезды дома, и на его широких подоконниках устраивали свои шумные игры, пока кто-нибудь из взрослых не прогонял их из подъезда.
Городской район, в котором жил Гошка, в криминальном отношении был традиционно неспокойным. Здесь, на паровозостроительном заводе, когда-то начинал свою деятельность «первый красный офицер», вольготно чувствовали себя бандиты времен гражданской войны и НЭПа; здесь боялись ходить в одиночку оккупанты во время Отечественной войны, и, здесь, расцвел бандитизм послевоенного времени. Улица, на которой жили мальчишки, в этом отношении исключением не была: большинство ее мужского населения «сидело» или находилось в коротком промежутке между отсидками.
«Сидельцы» были известными личностями. Многие из них сидели по первому разу, но были и рецидивисты, топтавшие зону не первый раз. Дети, видя, что взрослые живут по своим правилам – от зоны до свободы, от воровства до суда, впитывали в себя тот же воровской жаргон и повадки, которые приносили с собой выпущенные на свободу, татуированные снизу до верху, парни с их улицы. Собравшись вместе, где-нибудь в уголке, они бренчали на гитарах, пели зэковские песни; хвастали друг перед дружкой самодельными финками и кастетами; курили «Беломор-Канал», иногда пили из горлышка купленный в складчину «Вермут»; кепочки-шестиклинки с пуговичкой посередине носили, называя их «сексотками». Иногда дрались «улица – на улицу»; от милиции бегали, по чердакам прятались, - все было!
Многие из Гошкиных ровесников состояли на учете в детских комнатах милиции. Одни «присаживались», пополняя спецшколы; другие сбрасывали приблатненность, переболев этой заразой и избавившись от нее так, как избавляемся мы от старой одежды, из которой давно выросли.
Разные судьбы были у этих ребят. Одного из Гошкиных друзей, Вадика, судьба «догнала», когда он был уже отцом семейства и дослужился в армии до капитанских звездочек: сел за растрату военного имущества. Пять бензопил «Дружба», «подаренные» воинскому начальству, потянули на пять лет лишения свободы – по году за каждую пилу.
Вадик сел, а его начальники до сих пор пилят дровишки краденными бензопилами. Правда, в отличие от Вадика, не в Сибири, а на своих садово-огородных участках.
Вадик, отсидев, вернулся домой, а, через пятнадцать!!! лет, – опять сел, теперь уже за попытку убийства из ревности.
...Что это? Почему? Сломанный ген, ковыляющий на костылях из поколения в поколение? Ошибки воспитания? Федька, единственный сын у мамы, росший без отца, спился в двадцать четыре года; Женька, самый начитанный из всех мальчишек нашей улицы, погиб от ножа в пьяной драке. А вот, Володька-Баклан, чемпион города, боксер и хулиган, выгнанный из школы и из спорта за драку, гроза нашего района и бессменный лидер местной шпаны, долго ходивший «под статьей», стал творческой личностью, актером областного театра. Еще один Гошкин друг, Богдан, начитавшийся в детстве Ницше и, возомнивший себя «белокурой бестией», почему он, во время войны в Афгане, смог присвоить себе чужую медальку, внеся недрогнувшей рукой себя, любимого, в список награжденных?
Отцы и матери этих детей сами были детьми войны. Войной они были лишены детства и юности. И они решили, что их дети должны все получить сполна, и даже более того – за себя, и за своих родителей! Растили и баловали папы и мамы своих детей, а иногда и портили - это было время разбрасывания камней. А потом пришло время собирать камни.
«Потерянное поколение». Что это, красивые слова?
Диагноз, поставленный когда-то Ремарком - он оказался актуальным для всех последующих поколений, перемолотых большими и малыми войнами.
Жаль, рано ушел из жизни Ремарк. Какое благодатное поле для творчества нашел бы он сегодня там, где когда-то красовалась страна с гордым названием "СССР"!
Свободное копирование
