28
Не получив от Сергея никакого ответа, я отважился опубликовать первые главы повести в Сети, на бестолковом, зато демократичном портале www.proza.ru. Не ожидая, впрочем, от этого шага ничего хорошего. Пускают – и то ладно.
И зря. Представьте моё изумление, когда я вскоре обнаружил в своём почтовом Е-ящике письмо из Израиля, из Ашкелона. От своего Учителя Евгения Владимировича Шляховера. Оказывается, он, в свои почти восемьдесят два активный пользователь Интернета, отыскал меня на его бескрайних просторах. Совершенно случайно, когда просматривал ленту упоминаний его собственного, достаточно редкого имени. Мне осталось поздравить себя с тем, что в своё время, изрядно поколебавшись, не стал всё-таки прибегать в тексте к псевдонимам и умолчаниям. Эта встреча, хоть и заочная, была мне безмерно дорога.
С робостью, в юные годы несвойственной, я поинтересовался его мнением о своём едва начатом труде – и получил желанное благословение. Он в Инкубаторе только преподавал, но никогда не был ни воспитателем, ни даже классным руководителем, поэтому многих мелких деталей круглосуточного инкубаторского быта знать не мог, так что кое-что в моём рассказе оказалось для него неожиданным. А вскоре, в день рождения Учителя, я уже разговаривал с ним по телефону.
Тем же путём заявил о себе школьный товарищ Саша. Он хоть и ушёл после школы из Суховых в Кушниры, взяв себе фамилию и национальность еврейки матери, однако всю жизнь проработал в Донбассе на шахте горноспасателем. Вряд ли вы представляете, каково это: постоянно быть готовым спуститься в шахту именно тогда, когда находиться там смертельно опасно даже для бывалых горняков. Гасить пожары, разбирать завалы и вытаскивать трупы. К сожалению, историю своей жизни он изложил не больно-то многословно. Настаивать – не в моих правилах. Но моё утверждение из “Младенчества” о якобы никогда не трудившихся под землёй евреях он полностью опроверг.
Далее, внук Александры Ивановны Мушты Женя Литвинов связал меня с ней, бывшей когда-то моей классной дамой. Почти взрослый сын того младенца, которого – помните “Инкубатор”? – при мне и Людочке под аккомпанемент счастливых рыданий кормили грудью зимой 1967 года. Она, Александра Ивановна, опять безудержно рыдала, теперь уже по телефону.
А позже случилось немало откликов и от совершенно незнакомых людей. Одни благосклонно признавали, что я довольно верно ухватил картинку. Другие подбрасывали новые или упущенные мною подробности. Кишинёвский доброжелательный, хоть и анонимный корреспондент сообщил мне в общих чертах о судьбе многих знакомых “молдавского” периода, в том числе даже не упомянутых в соответствующей главе.
Но я не только автор “message”. Я ещё и свидетель – в том смысле, который вкладывает в это слово американская суровая юстиция. То есть я благодарен за дополнительную информацию, однако свидетельствовать готов исключительно от своего имени. Говорю только о том, что видел/слышал сам, – и сам несу за свои неблагонамеренные речи ответственность. Напомнили забытую чёрточку – спасибо. Но с чужого голоса, но о том, чего сам не пережил, я писать не стану. Мой текст – только одно из возможных отражений жизни, которая далеко не всегда и отнюдь не каждому открывает свой подлинный смысл. Не исключено, как считали чтимые мною Акутагава Рюноскэ и его последователь Акиро Куросава, что она, жизнь, вообще не имеет однозначного смысла. Поэтому всех своих доброжелательных корреспондентов я просил и прошу только об одном: поправьте, ради Бога, если где-то ненароком просочилось враньё. Ткните свидетеля носом в ложные показания – я буду только благодарен. Пока таких поправок не случилось.