27
Я, напротив, довольно долго чувствовал себя очень хорошо. Замечательно. И только, не помню точно, но скорее всего на пятый, а может и на шестой день, когда попрежнему был вполне готов продолжить мешать водку с соплями, вдруг почувствовал себя плохо.
Или очень плохо. Не различаю градаций. Но, к сожалению, не умер. Только запасённая водка осталась не выпитой.
Это не горе. Водка не относится к скоропортящимся продуктам. И выпить её всегда найдётся кому.
Нехай патологоанатомы определят, когда придёт их звёздный час, что тогда случилось с моим мотором. До той поры никогда не жаловался и, когда так резко поплохело, звонить тоже никуда не стал. Пусть всё идёт, как идёт.
Пролежал полусидя; лежать плашмя почему-то не мог, задыхался, ещё три, наверное, дня. Почти не поднимаясь. Благо не емши и не пимши, так что и нужды вставать особой не было. Телефон, по обыкновению, тоже молчал, хоть я и подтащил на всякий случай домашний аппарат ближе к койке. Не из самосохранения, не ради возможности хотя бы в последний момент набрать “03”, а чтоб не обидеть и не встревожить молчанием звонивших. А ну как доброжелатели дверь ломать припрутся. Зачем же досрочно? Ещё успеете, клиент ещё не протух.
Таковых, то есть звонивших, к счастью, почти не случилось. Дело привычное. Мне если уж везёт, то перманентно. Только несколько междугородних звонков. Но загадочный абонент не желал себя выдавать и немедленно бросал трубку, как только я поднимал свою. С этим мне уже случалось сталкиваться и в другие кризисные моменты. Какого-то любопытного и чуткого к ситуации анонима занимал почему-то вопрос: жив ли я ещё, или, скажем, наоборот?
Едва очухавшись, я сразу же укатил на Верхнюю Волгу. Надо было уехать – всё равно, куда. К Елене в Карабут в таком состоянии страшно: недужный гость хозяевам в обузу. “Куда хватит” – так, бывало, жалобно говорил старый мой друг Димка Кирьяков, тогда ещё студент, и протягивал в окошко кассы последнюю трёшку. И я решил отвлечься переменой обстановки.
Компании взяться было неоткуда. Поехал один, без ансамбля, поэтому впервые в жизни нарушил дикарские обеты. То есть остановился на той самой турбазе ”Орлинка”, где прежде нашу компанию всегда интересовала только лодочная станция. Ну и, отчасти, буфет. А теперь испытал, наконец, прелести ненавязчивого комфорта: крыша над головой, постельное бельё, и вполне терпимая кормёжка по расписанию. Но лодку всё равно взял, чтобы спокойненько рыбачить у дальнего, безлюдного берега, а завтрак и ужин сразу уступил семейке за моим столом, которая, по бедности или из экономии, втроём питалась двумя пайками. Мне вполне хватало обеда, да и то еда – не в качестве закуски, а сама по себе, как таковая – особого желудочного энтузиазма не вызывала. Лучше бы я был собакой Павлова!
Опять мне повезло! Торгаши в Тверской губернии оказались не готовы к малой акцизной войне, случившейся аккурат в июле, так что из спиртного там было в открытой продаже только пиво. Прошла неделя, от Купалы до Петра и Павла. Продышавшись, наплававшись и хорошенечко промыв почки добрым тверским “Афанасием”, я возвратился в Александров и, поскольку это трудно назвать жизнью, вновь принялся существовать.
Тогда и допил сэкономленную отраву. Но прежде распечатал конверт с давным-давно составленным завещанием, чтобы, внимательно перечитав его, понять: теперь оно явно не годится. Не соответствует столь круто изменившимся обстоятельствам. Пришлось сочинять новое. Всё ж занятие. Этот вариант я постановил считать окончательным и не менять ни при каких “вновь открывшихся” обстоятельствах. Утратил веру в их возможность, оснований более чем хватало.
Тогда же я написал – сразу начисто, не отрываясь – первое, очень злое и очень глупое предисловие к повести и решил публиковать её главами, по мере их готовности. Целее будут, если что внезапное со мной случится. Уже убедился на практике, что случиться может всякое. Ничто не мешало мне толковать молчание Сергея как безразличие или, скажем, равнодушие. Молчит – значит, не затронул я ни его персональных интересов, ни интересов его клана – вот и ладушки. Чист. Ну и, простите, мнение незаинтересованных, посторонних читателей захотелось вдруг узнать, раз уж один из самых, на мой взгляд, заинтересованных: родной сыночек – хранит доблестное молчание. Поздно каяться и, тем более, оправдываться. Интернет до сих пор был для меня только источником технической и коммерческой информации. Ни в каких сетевых тусовках я не участвовал, поэтому пока не представлял себе, какие на избранном мною портале бытуют писатели и какие встречаются читатели.
Хорошо ли тебе, сыночка, гулялось в те дни по чужим Елисейским полям? Или ты расслаблялся, отходил от папочкиных оскорблений на юге Франции? Прованс – тоже хорошо, согласен. Или вообще не во Франции – виза-то Шенгенская, гуляй где хошь?..
Свободное копирование
