26
Я приводил (в начале 9-й главы) очень понравившееся мне высказывание миллиардера Сергея Брина. Разрешите ещё одну дословную цитату, на этот раз прямо противоположного смысла:
“Если вам показалось, что я выразился ясно, это означает лишь, что вы меня неправильно поняли”.
Ну, что банкир Светлана Леньшина внимательно читала своего коллегу и современника Алана Гринспена, многолетнего главу ФРС и, по совместительству, любителя носить, как и я, дырявые носки – за это мне ручаться не с руки. Вряд ли. Похвально, если успела изучить хотя бы классиков своей новой профессии. Но если не припала к источнику, а дошла до такой глубокой мысли “своим ходом” – так это же ещё похвальней! Возможно, она не была столь чётко сформулирована в её очаровательной головке, однако на практике исполнялась с редкой последовательностью.
Да, мне опять померещилось, что я их: бывшую жену и сына, который никогда и ни в каких обстоятельствах не может оказаться бывшим – правильно понял. Опять забыл, что приветливый взгляд и доброжелательный тон экс-супруги – это безошибочные свидетельства того, что она вновь намеревается как минимум соврать.
В день, когда я прибыл на Ленинградский вокзал за билетами в Медвежьегорск, где нас должны были встречать хозяева приюта, Сергей к сроку не появился. По телефону всё уже было оговорено и с ним, и с хозяином приюта Сашей Емельяновым – но вот, Сергей не пришёл почему-то – ни вовремя, ни потом. Стало страшно: вдруг случилось что-то скверное? И его телефон упорно отругивался невразумительной английской фразой.
Я до последнего момента, страшась худого, не решался набирать номер Светланы. Знал, чего не хотел. А когда всё-таки набрал, то немедленно получил по сусалам. Сполна и наотмашь.
Оказывается, Сергей не только не собирался никогда и никуда со мной ехать, но и ни разу не говорил со мной по телефону. Оказывается, тот номер никогда не был его номером. И если я по нему о чём-то с кем-то договаривался, то, получается, неведомо с кем и Бог знает о чём. Какие к Свете и Сергею претензии? А если ещё и деньги по просьбе абонента переводил, так совсем дурак.
Ага. Как пелось в популярной песне моей юности, “орлята учатся летать”!
Где, Артемида, стрелы твои? Сжалься над ним. Добей!
Сжалься, надо мной, Артемида! Не сосчитать, в который уже раз я, прожжённый рыбак, попался, как жадный окунишка, на одну и ту же несъедобную приманку. “Пытка надеждой” – точнее, чем Михаил Веллер, мне никогда не выразиться. В электричке всю дорогу до Александрова я, вроде ещё в сознании, недоуменно разглядывал собственноручно начертанный сыном номер телефона – и не находил ни малейшей возможности разночтения. В моих исходящих звонках – он же, так что в наборе я не ошибся. Да ведь и отвечали мне вполне осмысленно и конкретно, гипотеза “испорченного телефона” никак не проходит. Ну абсолютно нулевая вероятность того, что на другом конце линии связи случайно окажется некий другой Серёжа. И этот другой почему-то не удивится звонку человека, называющего себя отцом. И невозмутимо, как должное, примет поздравления с шестнадцатилетием! И поблагодарит. А мама настоящего Серёжи, обычно звонившая мне не чаще одного раза в два-три года, в эту же минуту обратится ко мне по другому, мобильному телефону. Номер которого я ей, кстати, не давал.
Конечно, недоразумений лучше не допускать. Я принялся грызть себя за то, что в майскую нашу встречу не набрал тут же Серёжкин номер, чтобы убедиться в его подлинности. Сейчас так все обмениваются номерами, потому что ручек с собой никто не носит. А потом опять грыз – но уже за эту идиотскую, пришедшую в нынешней безумной истерике мысль. Это ж как было бы замечательно: взять, да сразу заняться уличением родного, родненького сыночка в бессовестном вранье. А он, выходит, не ждал, хоть и мог бы его предвидеть, такого разоблачительного хода? Не дай Бог, если он настолько глуп. Ну, это вряд ли, это для Коржовых не характерно. Просто легкомыслие? Или хладнокровно блефовал, умея делать это в свои шестнадцать гораздо лучше, нежели я в свои пятьдесят семь? Боги, за что? Яду мне, яду!..
Зря я полагал, что мы, наконец, сотрудничаем. Меня всего лишь в очередной раз применили. Употребили. На этот раз групповым способом и с привлечением в соучастники несовершеннолетних.
Стоит ли удивляться, что со своего электронного адреса Серёжа мне тоже ни разу не ответил? Ни когда я пытался разъяснить прискорбное недоразумение, ни когда спрашивал у него позволения начать публикацию этой вот своей довольно откровенной повести. Был ли данный им электронный адрес таким же ложным, как и номер телефона? Или сын не пожелал отвечать мне по какой-то иной, неведомой мне причине? Или следует принять более позднюю версию Светланы: сынок так глубоко разобиделся на меня именно за то, что я, отец, посмел его упрекнуть в случившемся недоразумении?
Оно бы и ладно, готов согласиться. Даже каяться готов вполне искренне. Но только когда пойму, почему Серёжа стал предусмотрительно воздерживаться от ответов на вопросы и вообще от контактов авансом, то есть ещё задолго до того, как мои обидные упрёки прозвучали. Не верится, что у будущего юриста могут быть такие нелады с логикой.
Нечаянно случилось недоразумение? Или было спланированным?
Я не хочу, не стану далее вдаваться в эти прискорбные обстоятельства. Любое недоразумение, если уж оно случилось, можно исправить, будь на то добрая воля сторон. Прости, Сергей, что выражаюсь формальным юридическим языком. Твоим языком. Ничего, увы, до сих пор не прояснилось. От встреч, переписки и разговоров ты, Сергей, годами уклоняешься, а твоя мама продолжает упорствовать, раздражённо утверждая: двадцатилетний теперь уже ребёнок тогда, четыре года назад, настолько был оскорблён родным отцом, настолько выбит из колеи, что навек утратил способность общаться, и может теперь разве лишь отмалчиваться.
Свободное копирование
