В блокнот агитатора - 1

5. В блокнот агитатора

Чем занимался «ветхий» Адам в раю?

Наверняка много спал, пел, прыгал, купался, от безделья рисовал бизонов мазутом. Конечно, от скуки онанировал. Был уличен Яхве в баловстве. Возникла Ева из ребра и опять платонические встречи, болтовня по поводу небесных светил, фауны и флоры, пока не наелись запретных яблок и не совокупились в охотку. Жизнь с потом и кровью.

Думаю, что эта пара не жалела потерянного рая. В семье явились заботы по воспитанию детей и быт в «поте лица своего».

Я побывал в раю, и могу свидетельствовать не хуже Адама, что там жарко и скучно. По ночам воют собаки и мурлыкает музыка в недалеком кемпинге, днем пахнет душистой сосной, прямо под ногами прыгают наглые сороки, тесть строчит письма во все концы мира и теща бренчит на рояле этюды Шопена «а ля минор». Жужжит непоседливая муха, пахнет жареной рыбой и свежим салатом. На стеллаже пылятся бутылки провансальского вина. Через виноградное поле плетется старик с узловатой палкой. Одет как местный батрак. Вельветовые штаны, соломенная шляпа. Я нехотя встал и поплелся ему наперерез. Он перехватил меня в кустах и спросил:

— Ты чей?

— Я зять мосье Давида, — правильно отвечаю.

— А, а, мол, знаю. А я Морис Рипер, артист пентр, вот там живу, на горке.

— Вижу, — говорю.

— И эти дома мои и земли тоже. Я их сдаю дачникам и тем живу. Искусство меня давно не кормит!

Старик забрел на нашу террасу как к себе домой, сказал «бонжур Рене, бонжур Элен», и я понял, что он везде свой и почетный гость.

Я привык с ним гулять по кустам и виноградникам, пересекая дачи и хутора вдоль и поперек.

Художник он был никакой, но с биографией великого авантюриста. Вскорости после Первой мировой войны он бросил семью в Провансе и уплыл в Аргентину, где стал уважаемым декоратором. Сама Анна Павлова считала за честь, если он сделает ей костюмы и декор для спектакля. Когда ты молод, красив и рисуешь костюмы, весь мир открывается с самой изысканной стороны, и в самом соблазнительном ракурсе.

Дочка Мориса, наша соседка по раю, жившая на холме с красивой сосной в виде буквы V, как-то заметила тоном заговорщика, что ее отец был «большой авантюрист».

Поражало и то, что баловник лично знал мсье Сезанна. В сущности, от Сезанна и пришло увлечение рисовать. Морису было пятнадцать, когда Сезанн пристроился на дороге рисовать пейзаж со святой Викторией.

Как водится в такого рода жизненной игре, синьор Рипер профуфукал свои гонорары и после очередной революции в Аргентине, окончательно его разорившей, вернулся как побитая собака с аргентинской женой. Ему было далеко за восемьдесят, когда он продал себя вместе с домом и землей. Состоятельный покупатель, надеясь, что старик не сегодня так завтра загнется, глубоко просчитался и безропотно платил еще десять лет на содержание старого хулигана.

Наш душевный сосед скончался в девяносто с лишним лет и остался верен себе до конца.

Легко и весело жил Морис Рипер!

В таком открытом экипаже, как Запад, легко обнаружить несовершенные части, например непомерный индивидуализм.

Советская власть одним указом ликвидировала буржуазный индивидуализм. В коммуналке все знали какого цвета у тебя говно.

Советского человека, какими бы ни были его духовный уровень и общественное положение, возмущает и огорчает западный индивидуализм. Почему сосед по лестничной клетке не только не приходит посидеть у телевизора, но и не отвечает на приветствие? Почему я должен за солью бежать в магазин, а не попросить ее у соседки? Почему на пятом этаже умерла старуха, и никто об этом не знал целую неделю? Почему во дворе нет ни бабушек, ни детей?

Таких изъянов не в пользу Запада множество, а социальное положение художника просто возмутительно. Академик Гелий Ко рже в, изобразивший рисующего на тротуаре, судя по силуэту, «прогрессивного артиста», в точности представил положение артиста в буржуазном мире.

А я вам не мусор, я — национальное достояние, бля!

Я — уверенная поступь коммунизма!

В райской теплице Прованса я работал не покладая рук, иногда по десятку акварелей в день, большие туши и масло, но представления не имел, кому это надо. Истинный творец творит и в условиях полной блокады, и в среде безбрежной свободы, у меня же, признаться, не было ни плана спасения человечества от духовной гибели, ни силы устоять на собственных ногах среди вихря фальшивых поветрий.

Не прошел я и мимо горы Святой Виктории, воспетой всеми, кто ее видел. Я изобразил ее с крутой стороны поселка Толоне, а не с плоской, где стоит шато Вовенарг и где меня облаяла собака Пикассо.

Первый живой гуманист, клюнувший на мои провансальские опыты, был британский публицист и дачный сосед Джордж Батлер. Его супруга Ксения Михайловна, дочка русского генерала, совсем забыла родную речь. Я был первым за полвека, заговорившим с ней на ее родном и забытом языке.

Батлеры оформили мои картинки в прочные паспортины и повезли в Лондон на показ.

Мистер Батлер преувеличивал мои возможности и свою организаторскую гениальность.

Лондон не оценил мой труд.