Июль, август, сентябрь — каникулярное время Франции. Париж пустеет, горожане на самолетах, поездах и автомашинах устремляются на юг, к Лазурному берегу, в Атлантик, в Италию, Испанию, Грецию и дальше за границу, в различные «клубы» отдыха и развлечений. Мои вакансы начались с французского Прованса, где постоянно жили тесть и теща. Если Марсель, куда спустился наш самолет, считался «миром простолюдинов», то расположенный в сорока верстах Экс — уже был «аристократическим миром», где было полно дворцов и вилл, где на старости лет селились всевозможные знаменитости науки, культуры, искусства.
Дом тестя, похожий на камень с дыркой, стоял у подножия залитой солнцем горы Святой Виктории. Вокруг расстилалась оранжевая земля с корявым сосновым лесом, мифической дорогой римского генерала Мариуса, разбившего орды местных обывателей. В речке Байон я купался с детьми местных дачников. Коренные обитатели страны возились с землей, обрабатывая клочки чесноком, подсолнухом, маком. «Искусство пространственных изысканий».
В Провансе все принадлежало ему, Сезанну.
Поль Сезанн, всю жизнь проживший в Эксе, наверняка знал всех в лицо. По воскресеньям он не пропускал мессы в соборе Святого Спасителя, — соседи, однокашники по школе, коммерсанты и адвокаты, — да и наследника банкира и домовладельца, рисовавшего странные картинки, знала каждая собака. Его корявое рисование вызывало непреднамеренный смех почетных граждан города. Никому из земляков не приходила в голову мысль, скажем за год или два до его кончины (1906) присмотреться к его оригинальным композициям с кучами яблок, уродливых кувшинов и кривобоких купальщиц. Человек без академического диплома, без римской премии, без единого заказа — какой же это художник?
Осматривая жаркий Экс, я побывал в мастерской любимого художника. Кубовидный домик на окраине города. Внутри засаленный мольберт и кучка высохших тюбиков. Тюбики обнаружили во дворе после смерти художника. Кувшин нашли на помойке, засохшие кисти тоже.
Это все, что оставил городу Сезанн.
Художник жестоко наказал своих сограждан. Все картины скупили дальнозоркие американцы.
И все равно Экс — это Сезанн. Торговля раскручена на его имени. Отели, фонтаны, улицы, кинотеатры, лицеи названы его именем, и только по количеству звезд можно различить качество бесчисленных гостиниц и ресторанов, названных именем проклятого живописца.
И величественная гора Святой Виктории в почтовой открытке продается не иначе как с припиской «ля монтань шер о пентр Поль Сезанн».
Быстрее купят!
Я открыл и жестокий ветер, мистраль, частый гость горячего Прованса.
Мистраль поднимается неожиданно, когда его никто не ждет, и рвет и мечет с такой силой, что стулья, ведра и зонты летят как щепки под топором.
Архитектурные чудеса Арля, Авиньона, Нима мне, уроженцу «культуры леса», сравнить было не с чем. «Культуру камня» я открывал впервые. Она восходит и держится на зависть всех времен и народов с незапамятных, пещерных времен греков, этрусков, римлян. Она начинается с каменных дорог, несуществующих на русской равнине, переходит в строительскую кладку крепостей, соборов, городов, романского, готического, барочного, классического стилей.
Брянский Свенский монастырь, связанный с именем преподобного иконщика Алимпия Печерского, краса и гордость киевского православия, заложен в XIII веке. Потом прибавились постройки московских завоевателей Ивана Грозного, архитектора русской классики Мичурина, но большевики сгрызли и доломали в нем все до основания. Оставались сводчатые, объемистые подвалы, приспособленные под тюрьму для малолетних преступников, и те засыпали и заровняли бульдозером. В 1975 году в монастыре жил один сторож, чинивший рыболовную снасть.
Древний Арль расположен на быстром и широком Роне, и ничего не предвещает, что вы въезжаете в великий, каменный город. Наш пузырек «Фиат-500» плутал по улицам с неизбежным ремонтом, пока не приткнулся к стене сказочной красоты.
— Катедраль Сен-Трофим! — объявила жена.
Красоты романского творчества обрушились со всех сторон. При виде изящных колонн и диковинных капителей совершенной кладки я забыл, что где-то за углом работал Ван Гог. Римский открытый театр на 16 тысяч мест, триумфальная арка, акведук в 45 километров, катакомбы первых христиан. Некрополь резных саркофагов, музей провансальского фольклора, арена с боем быков.
Собор посвящен святому Трофиму, ученику апостола Павла. В 1950 году он пришвартовался в устье Рона, поднялся к Арлю и крестил многих граждан в истинную веру.
Мы знаем имена всех фараонов, дебоширов и развратников на престоле власти, малограмотных тиранов, казнивших миллионы невинных людей, но не знаем, где родился Андрей Рублев, как выглядел Леонардо да Винчи, а строители, скажем, собора Святого Трофима остаются безымянными.
Художник не нужен!
Капитализация и демократизация нашего времени привела к эксплуатации не только творчества артиста, но и его личности.
Продается не только картина, но и пиджак, глаза, рука, имя.
Возникла новая дисциплина — имидж созидателя.
На Западе разработка имиджа начинается со школьной скамьи. Он немаловажен для каждого — «встречают по одежде!», а для артиста в особенности.
Мой бежевый костюм и пестрая бабочка висели на мне, как вериги на юродивом. Я их сбросил, как только кончились публичные представления. Мой подвальный имидж в Париже не срабатывал, это я сразу засек. Казачья, баранья шапка, полушубок и сапоги годились для лютых морозов, а не для раскаленной от зноя Франции. Я постепенно осваивал вид «лесоруба» — рубашка с коротким рукавом, джинсы и грубые ботинки, американский каскет. Вещи быстро прилипли к душе, обнаружив благодатную основу. Необходим был выход имиджа в коммерцию.
Красная рубаха с пояском — Иван Ребров, Илья Глазунов — уже заняты. Лесоруб один я!
Свободное копирование
