В 1971-м мой земляк и коллега Вовка Серебряный пригласил к себе в брянскую деревню. Южной части Брянщины я совсем не знал и сразу согласился. Пятьсот километров меня не пугали. Другой пейзаж, иные лица. Я шел туда пешком. Ольга согласилась бродяжничать со мною. Мы продвигались не спеша и зигзагами, ночуя где придется и осматривая исторические развалины.
Советские краеведы стыдливо называют сознательное разрушение древних городов и монастырей «неумолимым бегом времени», но доломать окончательно старое и построить «центры социалистического типа» властям не удается. Когда смотришь на непомерной толщины стены города Боровска со знаменитым монастырем святого Пафнутия, то видишь, что красоту убить невозможно. Конечно, от таких «мелочей», как гробница боярыни Морозовой, нет никаких воспоминаний, фрески знаменитого Дионисия смыты и замазаны известкой, иконостасы ободраны, иконы сожжены.
По дороге из Боровска к Полотняному Заводу попадается множество церквей, заросших сорняком, в дырах и трещинах, от вида которых хочется рыдать. От огромного дома богачей Гончаровых, освященного именами Натальи Николаевны и Александра Сергеевича Пушкина (1830–1833) остался всего лишь фундамент, регулярный парк истерзан порубками, пруд сгнил и засох. В соседней деревне Гремячево на Оке, на пяти купольном соборе сбиты все пять глав с крестами, и лишь один не упал, а согнулся в поклоне.
На литографии какого-то Бореля (1840) изображен монастырь Оптина пустынь, обнесенный каменной оградой в виде шестиугольника. Вокруг опрятные скиты, гостиницы, мосты и парки. Здесь молились знаменитые на всю Россию святые «старцы», лечившие русскую культуру от безбожия, а народ от болезней.
Из районного Козельска мы шли в монастырь пешком, как в свое время Лев Толстой, Достоевский и Гоголь, в сильно избитых кедах. Машинно-тракторная станция какого-то колхоза и оказалась Оптиной пустынью.
Где же могилы знаменитых старцев? Где братья Киреевские?
Монастырь так изуродовали, что он походил на город после усиленной бомбежки. На черном бревне сидела пара механизаторов, смоливших вонючий табак, вместо Толстого и Достоевского.
Я вышел из пионерского возраста и не походил на краеведа, но пятисоткилометровый зигзаг обошелся без арестов и задержек бдительными властями.
Были электрички, товарняки, попутки, пешие и конные переходы, ночевки у костра и рыбалка в безымянных речках.
В деревянный Новозыбков — столица брянских староверов (1707) — мы прилетели на кукурузнике прямиком из Брянска. Пригородная деревня Перевоз, где жил мой приятель, располагалась в десяти верстах от города, но попасть туда было не так просто. Надо было дождаться вечернего поезда «Брянск — Гомель», выпрыгнуть на полустанке «И путь» и болотом идти в деревню. Расположенная на крутом берегу светлой Ипути, деревня сохранила свой древний силуэт в неприкосновенности. Серебряный уступил нам одну половину большого дома, и мы славно зажили. Наши женщины не дрались, а мирно собирали грибы. С местным рыболовом мы бреднем ловили рыбу, купались в речке, парились в бане и рисовали. Я влюбился в деревню и ее приветливых жителей. Бригадир Белашев, возивший нас на мотоцикле, помог найти пустующую избу с баней. И в то же лето я купил ее с лодкой и причалом.
Настоящие хлопоты с гнездом начались во второй заезд. Я решил расширить помещение ввысь, надстроив светлый «фонарь» для мастерской. Архитектор готов был строить, но местная власть, расположенная на станции Ипуть, отказала в перестройке, ссылаясь на то, что деревня потеряет свой исторический силуэт. Два года я пытался подъехать к председателю колхоза «Ипуть», но затея с «фонарем» так и не прошла. Позднее бригадир Белашев шепнул мне, что председатель подозревал меня в строительстве доходного дома! Я запер избу на висячий замок и покинул ее навсегда. В 1986 году вся деревня Перевоз попала под ядовитый ливень Чернобыля и погибла навечно.
Свободное копирование
