* * *
Перебравшись с Разгуляя на Сухаревку, Акимыч представил мне молодого сержанта милиции Колю Авдеева, охранявшего наш квартал. В разговоре я выяснил, что Коля страстный рыболов, как и Акимыч, и решил на этой страсти его подловить. Рыболовные снасти стали большой редкостью в нашей рыбной стране. Их доставали по блату, но сравнение со шведскими они не выдерживали. Как-то при встрече со шведом, купившим у меня картину, я попросил у него дефицитный товар, Столкнувшись с сержантом Колей в подворотне, я прижал его к стенке и намекнул, что у меня для него есть шведские крючки и моток лески. Он задрожал от волнения и сказал:
— Дай мне, не обижу!
Так сержант Авдеев стал потребителем иностранных рыболовных снастей и в какой-то степени моим подельником черного рынка.
Лиц, подобных сержанту, через пять лет ставшему майором, кормившихся вокруг доходных подвалов, было множество. Все вместе мы составляли банду уголовных преступников, разорявших страну.
У нас давно усвоили истину — от сумы и тюрьмы не зарекайся. Штраф и привод в милицию, арест за пьяный дебош не считались серьезным делом. Такие вещи проходили все граждане, как начальную школу.
Художников сажали редко. Расправа с искусством была плохо разработана Уголовным кодексом.
Через дорогу от меня жил акварелист Свет Афанасьев, изящный брюнет, писавший миниатюры с невероятными сюжетами: «Сон Нефертити», «Сиреневые боги», «Гробница фараона» и все в этом романтическом духе. Одаренный живописец особенно не нуждался в деньгах, но воровал от большой любви к профессии карманного вора. Он считал, что воровство освящено древними, как высшая профессия, как фокусник или картежник. Он добился фантастических успехов в бесшумной краже часов, браслетов, перстней, кошельков. В конце концов умный психиатр Думание признал его неизлечимым клептоманом и вместо тюрьмы запер в дурдом и заставил рисовать акварелью.
Виталий Антоныч, посетивший светелку Ольги Серебряной, предложил перекрасить ее в светлый, бежевый цвет и обновить обстановку.
Свободное копирование
