* * *
Лично я был обречен на подвал.
Подвал, если хотите, — сущность русской культуры.
У каждого подвала свой путь и лицо.
На «пятачке» Сухаревки, метро «Ботанический сад» и общественные «букашки» Садового кольца, как точка отправления, я осмотрел пятнадцать подвалов.
1. Громан — Россаль (пара графиков). 2. Вилька Каменский (экскурсовод в «Третьяковке»). 3. Славка Клыков (скульптор). 4. Сашка Завьялов (нештатный живописец). 5. Сашка Адамович (фарцовщик). 6. Коля Попов (график). 7. Вова Янкилевский (подпольный созидатель). 8. Толя Крынский (оформитель из Харькова). 9. Юрий Нолев-Соболев (график и теоретик). 10. Володька Фридинский (живописец и фарцовщик). 11. Сергей Есаян (живописец). 12. Генка Курбатов (график). 13. Юрка Герасимов (милиционер и живописец). 14. Коля Струлев (нештатный художник). 15. Эрик Неизвестный (скульптор).
В подвале Громана — Россаля белютинцы дали мудрый совет: «Иди к Николаю Иванычу Меламиду, он все сделает».
Надо признаться, что в свои 28 лет я ни разу не давал взяток!
Один раз я передал чужой подарок художнику Дмитрию Домогацкому, но это было ведро малосольных огурцов от его родной сестры.
Теперь предстоял серьезный разговор с наличными в конверте.
Без труда получив необходимую справку у всемогущего начальника «Худфонда» товарища Мазура, по совету Гали Бондаренко я напялил черную шляпу, повязал галстук и поплелся в контору Н. И. Меламида, инженера нежилых помещений, расположенную в неприступном небоскребе у ресторана «Рига».
В небольшой, но светлой комнате с ширмой в углу, сквозь дырки которой я обнаружил знакомый натюрморт — бутылка портвейна, конфеты и край потертого диванчика, — стоял большой конторский стол и за столом человек с газетой.
После короткого приветствия и привета от Громана и Россаля, человек бросил газету под стол и уставился на меня пшеничными бровями.
— Молодой человек, чем могу быть полезен?
— Мне нужен подвальчик на «пятачке», — нагло глядя инженеру в бесстыжие брови, начал я разговор.
— Значит, молодой творческий работник нуждается в помещении? Хорошая профессия — инженер человеческих душ! Приличные гонорары, всенародная слава, не то что у нас, несчастных служащих.
— Вы знаете, Николай Иваныч, у нас когда густо, а когда и пусто.
— А моя благоверная супруга говорит, что у нас всегда пусто. Зарплата сто двадцать рублей, сын в армии, дочка учится!
— Можно сказать, Николай Иваныч, что сегодня у нас густо. Получил гонорар за оформление книжки. Предлагаю по-человечески обмыть его в ресторанчике.
— Хорошая народная традиция, вы правы. Предлагаю подзаправиться в скромном ресторанчике «Рига». Отличные цыплята, армянский коньяк.
Я действовал по сценарию, отработанному опытными Громаном и Россалем, не уклоняясь в авантюрные стороны.
В пустынном ресторане инженер заказал бутылку коньяку, заливного судака и цыпленка. Я следовал его советам. За разговором оказалось, что у нас есть общие знакомые. У портного Гуревича сбежала дочка, которую я встретил в подвале Клыкова в позе купальщицы, и напоследок, без всякого стеснения, я сунул ему вспотевший конверт с деньгами небрежным, дружеским жестом, словно отдавал давний должок.
— Приходите завтра, нет, послезавтра, я дам вам ключи от храма на Троицкой улице и от «Сухаревой башни» на Третьей Мещанской. Помещения требуют большого ремонта, но прораб Толя Шапиро сделает все на совесть и за полцены. Он такой камин отгрохал Вильке Каменскому, как в Версале!
Древнюю церковь, расположенную против подвала Соболева, мы осмотрели с Галей Бондаренко.
У ворот начиналась искалеченная земля в ямах и окопах. Повсюду валялись опрокинутые бочки с мазутом, ржавая колючая проволока и гнилые мостки походили не на церковный дворик, а на город Сталинград после немилосердной бомбежки. Внутри пол был так завален мусором и птичьим пометом, что к алтарю мы прорывались по колено в грязи. В помещении стоял дикий холод и мрак. Под дырявым куполом ворковали голуби. Конечно, я мог бы с помощью прораба Шапиро очистить церковь, но в любой момент меня могли турнуть оттуда более прожорливые клиенты с казенными средствами.
Любопытства ради мы осмотрели многоэтажный дом с «Сухаревой башней» около ста метров в окружности и потолком в семь метров, — отличная мастерская для образцового, советского художника, а не для бродяги без постоянного места работы.
После прогулок по башням и храмам инженер ухмыльнулся и спросил в упор:
— Абстрактивист?
От стыда я покраснел как рак и виновато кивнул головой.
Инженер выдал мне ключи от идеального места, окнами выходящего на улицу Актера Михаила Щепкина, а черным ходом в проходной двор улицы Гиляровского.
Свершилось! Теперь я полноценный преступник! Формалист. Тунеядец. Фарцовщик. Мошенник.
Через подкуп московского инженера, осенью 1966 года я стал и взяточник и подвальный художник. Оставалось загнать книжку Камиллы Грей о русском авангарде, чтоб стать законченным антисоветчиком, что я вскорости и сделал.
Московские подвалы постоянно грабили в отсутствие хозяев. Мне был необходим верный квартирант для полного счастья.
Свободное копирование
