Утром, до того, как Джейсон проснулся, я сидела на кухне с родителями. Отец ел хлопья, мы с матерью – ржаные тосты. «Ты будешь скучать по нему», - сказала мать.
«Да», - сказала я, не желая продолжать эту тему и в то же время испытывая благодарность, что кто-то мне сочувствует.
«Я помню, как плакала каждый день, когда твой брат уехал служить. Потом у нас не было возможности связаться с ним, когда он был на том секретном задании, помнишь? В конце концов я позвонила в Красный Крест и он позвонил по какому-то трескучему телефону с какого-то корабля. Я думала, что сойду с ума, если ничего не услышу от него. Ты, по крайней мере, не должна беспокоиться за Джейсона. Знаешь, мы будем здесь, если ему что-то понадобится. Скорее всего дойдет до того, что я буду ему стирать. Ты меня знаешь».
Не в первый раз я задумалась. Я так сильно хочу отправить Джейсона в Уэслиан. Может отчасти потому, что он будет в нескольких милях от моих родителей. Еще я подумала, ведь он почти ребенок, и я временно возвращаю его потому, что мы всегда растили его вместе. «Знаю Джейсона, - сказал отец, - он будет так часто приходить, что ты устанешь от него. Я честно не знала рада была бы или огорчена, если б он все время был дома. Но точно знала, что отец пытается облегчить этот дискомфорт. Мы теперь были в хороших отношениях. Выйдя в отставку из полиции, он признался мне, что годами ненавидел свою работу. Теперь, на пенсии, занялся строительством. Построил сарай на заднем дворе, еще одну кухню в подвале, плюс вяжет крючком пестрые покрывала. Ему трудно работать по инструкциям из книг, когда я приезжаю, учу его новым швам и мы говорим о том, о сем. Я понимаю, он был молчалив в прошлом, не потому что злился на меня, а потому что был в плохом настроении то из-за политики его департамента, то из-за того, что арестованных им отпускали восвояси, то в общем из-за своей жизни.
Впрочем наши отношения начали меняться еще до его увольнения. Это было на Рождество после моего тринадцатилетия, в том же месце, когда погиб Джон Леннон. То время для меня – конец юности и потеря невинности.
Теперь, когда я стала взрослой по-настоящему, мне еще более тягостны, чем раньше стали обязательные поездки к родителям на праздники. Я решила сделать эти визиты короче. Я приезжала накануне Рождества и на следующий день рано в 9 утра уезжала обратно в город и проовдила Рождество с бойфрендом. Мать возражала, но я настаивала. Вся семья злилась, потому что впервые в истории подарки открывались в канун Рождества, чтобы подстроиться под меня.
Мать будила меня в половине восьмого рождественского утра. Мы с родителями сидели на кухне и мазали сливочный сыр на кусок орехово-финикового хлеба. Мать наливала мне чашку кофе и говорила «У тебя сердце из золота». Я привыкла к ее словам, что у меня большая голова. Золотое сердце – это что-то новенькое, настораживающее. Она сказала так потому, что я отдала сестре один из моих подарков, отдала, потому что он мне не понравился.
«Нет», - сказала я.
«Да ты последнюю рубашку отдашь любому».
«Нет», - возразила я.
«Значит ты изменилась», - сказла она. Я могла сказать, что нет, но решила прекратить игру.
Отец встал и начал обуваться. Я сказала, что не надо подвозить меня до станции, я дойду.
«Точно? Там холодно», - сказал он.
Я поцеловала Джейса в лоб, не разбудив его, и ушла. На станции села на лавку и закурила косячок анаши, нашедшийся в кармане. В противоположном направлении пролетел поезд. Больше ничего не было. Было морозно и я начала беспокоиться. Села на ладони и стала раскачиваться. Я двигала ногами по кругу, чтобы разогнать кровь. Подняла голову. Ко мне шел отец.
Первое, что я подумала: «Слава Богу, я докурила косячок». Следующее, что я подумала: «Почему он за мной шпионит?»
«Подумал, посмотрю нормально ли все с поездом», - сказал он, подойдя поближе.
Я знала, что это правда. Он не шпионил, просто беспокоился. Это отец, беспокоящийся о дочери. Это другая история. История мужчины, тревожащегося из-за дочери-подростка, которую он обнаружил скорчившейся на заднем сиденье машины, полной таких же пьяных подростков. Так просто. Но для меня это было открытием. Может он любил меня все-таки.
Он вынул из кармана расписание. Следующий поезд через два часа. Он предложил довезти меня до Нью-Хевена. Как раз хватало времени сделать еще одно дело. Во время поездки я хотела поговорить. Дать ему каким-то образом понять, что я знаю, что он ощущает. Что я ощущаю. Но ни разу с четырех лет мы не поговорили. Как я могла начать сейчас, в Рождество, в течение двадцатиминутной поездки? Он включил радио. Звучала «Тихая ночь». Я запела. Он стал подпевать.
Свободное копирование
