Мой сосед и я продолжали обмениваться стуками. В следующий раз, когда аэродинамическая труба включилась, я постучал что есть мочи в стену в перерыве между открыванием глазка. Я знал, что вне камеры этого никто не услышит. Пришел ответ. Опять в группах по две цифры. Теперь я знал, что одна и та же последовательность повторялась снова и снова, словно одна и та же мелодия. Она была следующей: 2,4; 3,6; 3,2; (пауза). Потом 1,3; 5,2.
Я попробовал вернуть обратно ту же последовательность, как только ее выучил. Это привело к тому, что на меня обрушился шквал стуков. Я понял, что мой сосед решил, что я разгадал код. Чувство разочарования и никчемности овладело мной. Я ответил простой парой стуков. Должно быть, он понял. Простая пара стуков пришла в ответ.
Мы обнаружили, что можем достаточно свободно перестукиваться во время обеда, когда охранники занимались раздачей еды и не смотрели в глазок каждую минуту. По вечерам начала прослеживаться новая последовательность. Мой сосед, как обычно, начинал со знакомой 2,4; 3,6; 3,2… 1,3; 5,2.
Я отвечал одним стуком. Он принимал это за то, что я не понимаю. И затем он начинал следующую последовательность:
1,1; 1,2; 1,3; 1,4; 1,5; 1,6. Потом пауза. Потом 2,1; 2,2; 2,3; 2,4; 2,5; 2,6. Потом снова пауза. Затем 3,1; 3,2; и т.д. – до 3,6. Потом также было с 4,1 до 4,6, потом – с 5,1 до 5,6. Я понимал, что ключ к разгадке лежит где-то рядом. Достав свои оставшиеся спички, я разложил их на одеяле по тем группам, что услышал. Голова у меня соображала туго по причине постоянного недосыпания. Что-то совершенно ясное, как дважды два, было в этой последовательности. Я знал это. Но я не мог найти ключ. Тогда я послал обратно простое «тук» - я не понимаю. И он терпеливо простукал мне с самого начала – 1,1; 1,2 – снова всю последовательность.
Нам приходилось быть очень осторожными, чтобы нас не поймали. Я обнаружил, что, сидя на нужнике, я могу очень тихо стучать по сливной трубе, которая уходила через стену в соседнюю камеру, и получать ответ. Глядя снаружи, нужник был с правой стороны от двери. Охранник не мог видеть моей правой руки, опущенной вниз.
Мой друг продолжал свои попытки обучения во время каждой раздачи еды, но утром он обычно посылал простые стуки, соответствовавшие рутинному ритму дня. Никакого кода – просто знак того, что мы с ним разделяем одну общую долю. Два стука - «Доброе утро» - когда меня привели с допроса. (Он всегда уже был в камере, когда меня приводили – значит, его не допрашивали?). Два стука – иду на прогулку сейчас, когда его выводили на двор. Два стука – я вернулся. Два маленьких знака человеческого участия.
Я продолжал дрессировку охранников, приучая их считать, что под тенью полей своей шляпы я оставался бодрствующим. Мне требовалось достичь того момента, когда они бы уже не выжидали, двинусь я или нет, а просто делали рутинную проверку, взглянув в глазок и проходя дальше. По достижении этого результата я мог бы осмелиться спать более продолжительный отрезок времени в течение дня. Под «продолжительным» я имею в виду час или около того.
Сидоров работал над тем, чтобы получить в ходе допросов удовлетворительную пачку протоколов, свидетельствующих об информационной системе, функционирующей в посольстве Соединенных Штатов. Время от времени он отвешивал довольно внушительные затрещины мне по ушам, от чего моя голова гудела. Но в течение нескольких недель особо серьезных побоев не было. Я продолжал часто отключаться на допросах, и тогда Сидоров бил меня по щекам, чтобы разбудить, орал и ругался. Но в течение некоторого времени он не пинал меня по медленно заживающим голеням.
Свободное копирование
