В Смоленск мы приехали рано утром. На перроне находилась группа, человек в 50, видимо, это были военные. Комиссар (так он представился нам) какой-то «Ударной Группы», которая спешно по распоряжению Тухачевского ехала на фронт, решил поместиться в нашем вагоне. Однако наши конвоиры его не пустили, а поручик Козерацкий обозвал этого комиссара еще и «жидовской мордой». «Морда» выхватив наган, выстрелила в поручика, но не попала и, видимо, во избежание дальнейшего скандала дежурный по станции сразу отправил наш поезд дальше, а «Ударная группа» так и осталась на перроне.
В Минске находился штаб фронта, куда мы должны были явиться для того, чтобы получить указания, куда следовать в Действующую Армию. Из нашей Рязанской группы шесть человек было назначено в Конный корпус. Мы были отдельно приняты в комнате, где стояли четыре стола, и за каждым сидело по человеку, а в углу за большим письменным столом сидел (я так и не знаю, какова была его роль) какой-то человек лет 55-ти, в старой офицерской форме защитного цвета со значком Академии Генерального Штаба, только вместо двуглавого орла на нем была красная звезда. Капитан Сомов доложил ему, что группа комсостава из Рязанского концлагеря дальнейшего препровождения в корпус Гая, и вручил ему документы, полученные в Москве. Человек этот, посмотрев на нас и буркнув себе под нос «Побежденные», стал говорить нам, что мы не получили полевых порционных и прогонных. Говорил он нам все это очень настойчиво, смотря прямо в глаза, и когда один из нас открыл рот, чтобы сказать, что мы все получили, он его перебил словами: «Вы ничего не получили, вот за тем столом все получите». Пока нам выписывали нужные бумаги, явилось еще пять человек, одетых с иголочки, окончивших в Тамбове Кавалерийское училище. Курсанты о чем-то попросили, но им было отказано и заявлено, что они с первым же поездом должны выехать из Минска. После ухода курсантов генштабист подошел к нам, назвал нас друзьями, посоветовав нам сутки отдохнуть в Минске, и дал ордер на ночевку, где есть кровати с бельем и где вообще довольно чисто. Получив вторично деньги на продукты, мы отправились в указанное пристанище, где нас встретила полупьяная тетка лет 50-ти, сообщившая нам, что здесь до революции жили веселые девицы, что все они погибли, а теперь такими девицами стали все... Переночевали мы, правда, не совсем спокойно, так как появлялись какие-то личности, очевидно, знавшие, что раньше представлял из себя наш дом. До обеда мы походили по городу, а часам к трем пошли получать документы. Принял нас тот же человек, что принимал и вчера, оказалось, что это был полковник Генерального Штаба, который пошел в Красную Армию по требованию Тухачевского; с ним он одновременно окончил Военное Училище, были они в одной роте, в одном взводе, только Тухачевский вышел в гвардию, а он в армию. От него мы узнали, что корпус Гая интернирован немцами, а нам он посоветовал приблизиться к границе, так как там «вам будет виднее». Он нам пожелал счастливого пути и мы, поблагодарив его, отправились на вокзал.