В два часа ночи пришел наш поезд. Нам, командному составу, были отведены 3 купе, в которых мы сносно расположились. От одного сознания, что мы свободны, спать не хотелось, каждый погрузился в свои думы, но на горизонте не было видно ничего отрадного.
Ехали мы с большими, частыми остановками, и в Москву приехали к вечеру. Явились к коменданту, тот отправил нас на Брестский вокзал, так как мы должны были дальше ехать в Минск. На вокзале нам сообщили, что наша группа должна еще пополниться, что мы отправимся только завтра, а пока что мы свободны. Указали, где мы можем переночевать и получить горячую пищу.
В Москве у меня была тётка, сестра моей матери, мать поручика Натуса, о котором я уже упоминал. Адрес ее я знал, но ее саму никогда не видел. Пошел по адресу, а жили они около Никитских ворот, дом 5-этажный, очень красивый. Тётка жила на 2-ом этаже. Муж её был одним из главных архитекторов Москвы, и во время перестрелки между красными и юнкерами — Алексевцами был случайно убит на улице. И осталась она с одной дочерью. Найдя нужную мне квартиру, я позвонил. В маленькое окошечко в дверях выглянуло лицо пожилой дамы, потом приоткрылась дверь на цепочке и начались переговоры, кто я, да что мне надо и т. д. Видно было, что она была сильно напугана. Но после того, как я назвал себя, напомнил кое-что о своей матери, отце и о тетках, живших в Воронеже, произошла очень трогательная встреча. Часам к 10-ти пришла и дочка ее Верочка. Боже мой! Сколько было радости от нашей встречи! Тут были и смех, и слезы, поделились мы всем, что было у каждого на душе. Они уже знали, что сын Николай умер от ран в Крыму, и единственным, кто остался из близких, был я, но и то, в теперешних обстоятельствах встретился мимолетно. Всю ночь мы не спали, погрузившись в рассказы о родных, о своих переживаниях и т. д. Утром Вера сходила на службу и, получив там освобождение от работы, вернулась домой. За это время я написал несколько писем, желая подать весточку о себе своей семье. Быстро шло время, часовая стрелка приближалась к 5-ти часам, и надо было мне отправляться в неизвестную даль. Со слезами и поцелуями мы расстались, и ушел я от них с большой душевной болью.
На вокзале нас, чинов комсостава, собралось около 40 человек, одеты мы были по-разному, но большинство выглядели оборванцами. Получили железнодорожные литеры и новые удостоверения с указаниями, что мы из Деникинской армии, назначены на должности не ниже командиров батальонов кавалерийских и артиллерийских дивизионов. В поданном поезде для нас оказался вагон 2-го класса, но лавки в нем были ободраны и, вместо серого сукна, были набиты мешки. На наружной стенке вагона было написано «Комсостав». С нами ехал конвой из 6 солдат, находившийся в распоряжении капитана Сомова, как самого старшего. Капитан Сомов — терский казак, офицер Генерального штаба, но оставшийся служить в Красной Армии. На остановках поезда на станциях у входных дверей становились часовые, и к нам никого не впускали.
Свободное копирование
