22-ое августа, среда. Визиты. Визиты. Визиты. И болтовня. Не пишу. Не учусь. Не работаю. И все – некогда. Прямо по изречению: я абсолютно не занят и потому мне недосуг.
23-ое августа, четверг. Поистине, беда не приходит одна. С тех пор, как у нас украли карточки, потери и неприятности следуют одна за другой в течение целого месяца. Вчера у нас украли велосипед моего тестя. Эта потеря почти так же ощутительна, как пропажа карточек. Я часто пользовался велосипедом для поездок за город на предмет покупки овощей и фруктов. Теперь и этого мы лишены.
Все эти потери окончательно подорвали наше материальное благополучие и без того не очень прочное. Небольшие запасы продуктов, какие имелись, почти совершенно иссякли. Деньги, заработанные мною прежде, израсходованы уже давно, и сейчас мы живем на то, что получили от продажи моих сапог: примерно 700 марок. Этим исчисляется вся наша наличность. При самом экономном образе жизни ее может хватить максимум на два месяца. Продавать больше решительно нечего: это я говорю без всяго преувеличения. Никаких перспектив на получение работы тоже нет: десятки, вернее даже, сотни тысяч немцев – без работы. Что же можно говорить о нас – людях, не владеющих в достаточной мере языком, да к тому еще со специальностью, которая решительно в настоящее время не нужна.
Между тем, приближается зима. Если мы останемся здесь, т. е. не перейдем на лагерное положение – а очень может быть, что мы останемся, – то осень, разумеется, потребует от нас многих дополнительных расходов на одежду, на ремонт квартиры и на топливо. Особенно волнует нас последняя проблема. Зимы в Гамбурге, по слухам, хотя и не суровые, но очень противные: со страшными северными ветрами, которые проникают всюду, во все щели, и с проливными бесконечными дождями. А щелей в нашей каюте – хоть отбавляй. Рамы – одинарные, потолок протекает (мы живем на третьем этаже и над нами – прямо крыша), стены потрескались от сотрясения, произошедшего во время взрыва бомбы, упавшей в свое время возле дома. Топить в этом решете – это значит отапливать улицу. Впрочем, печи настоящей у нас нет: ее занимает крохотная, узкая колонка, стоящая совсем в углу и, конечно, совершенно неспособная обогреть и такую комнату, даже если бы она была в исправности. Да и чем топить? Официально объявлено о том, что угля частным лицам на зиму дано не будет, расход электричества уже ограничивается. Немцы всеми мерами стараются обеспечить себя на зиму, собирая каждую ветку на улицах. У нас нет ничего, потому что до сих по у нас было на уме совсем не то, а теперь, когда мы спохватились, уже трудно сделать что-нибудь реальное.
Немного лучше и с одеждой. У Ляли, слава Тебе, Боже, есть хоть шуба, у меня – поношенное демисезонное пальто. В нем я, может быть, и проходил бы как-нибудь здешнюю зименку, если бы… если бы оно имело приличный вид. Однако, приличиями, видимо, придется пока пренебречь и ходить в чем есть. О покупке пальто нечего мечтать: есть много расходов поважнее.
Таково наше положение и наши перспективы. Конечно, на первый взгляд все это выглядит довольно мрачно. Однако сами мы меньше всего склонны к какому бы то ни было подобию пессимизма. Все это – ничто, в сравнении с тем величайшим злом, которое нам угрожало все эти месяцы и которого мы (первый раз осмеливаюсь это заявить) – почти ныне избежали. Если мы с Божьей помощью справимся с той проблемой, так уж эти нас, наверное, не напугают. Дал бы только Господь силы да не отнял веры у нас.
Свободное копирование
