Часов около пяти вечера прибыла партия "власовцев". Всего 150 человек. Я подходил поглядеть на них с близкого расстояния: загорелые, запыленные пожилые и молодые люди. Много ребят лет по 16--17. Одеты все "власовцы" в голубые немецкие мундиры.
"Власовцев" построили в ряды. Появился майор Дубников. Прохаживаясь взад и вперед перед фронтом "власовцев", он обратился к ним с речью:
-- Согрешили -- сознайтесь! Не хитрите. Мы все знаем. Хитрость ни к чему не приведет. Нечего называться чужими фамилиями! Раз ошиблись, честно признайте это. Иначе русский народ вам не простит. Свой проступок перед родиной вы должны искупить честным трудом. Поймите, что вы сделали! А между тем тут, в лагере, вас поместили так же, как и других, вольных граждан Советского Союза. Вы должны будете подчиняться тому же режиму, как они. Но конечно, без права расхаживать туда-сюда свободно. Старайтесь же все честно исправить свой проступок. Родина открывает вам возможность для этого. Поняли?
Единодушный отклик:
-- Поняли!..
На другой день увидал я на столе у коменданта брошюру Сталина "О Второй Отечественной войне". Хотелось прочесть, но комендант еще и сам не закончил чтения брошюры. Впрочем, обещал достать для меня второй экземпляр.
Зато Виктор Кузьмич подарил мне тут же листовку с замечательным обращением товарища И. В. Сталина к народу и с описанием выступления товарища И. В. Сталина на приеме в Кремле в честь командующих Красной Армией.
Нельзя было равнодушно читать две странички этого маленького, скромного, сохранившегося у меня и пожелтевшего от времени листка бумаги, который, очевидно, получил в свое время массовое распространение.
Замечателен тост, провозглашенный И. В. Сталиным в Кремле:
"...Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа. Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он -- руководящий народ, но и потому, что у него имеются ясный ум, стойкий характер и терпение".
И дальше товарищ Сталин говорил о том, что иногда, в моменты отчаянного положения в 1941--1942 годах, у нашего правительства было много ошибок. Другой народ возмутился бы и потребовал бы смены правительства, но русский народ терпел и не отказывал правительству в своем доверии. "И это доверие русского народа советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества -- над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!"
Этот тост восторженно был принят огромным количеством высшего и боевого офицерства, собравшегося в нескольких залах Большого Кремлевского дворца.
Тут невольно вспомнишь уничтожающую толстовскую критику государства и задумаешься над тем, всегда ли она уместна.
"Когда-то правительства являлись необходимым и меньшим злом, -- говорит Л. Н. Толстой в своей статье "Патриотизм и правительство", -- меньшим злом по сравнению с тем, какое происходило вследствие беззащитности человека среди организованных соседей, но сегодня правительства стали ненужным и гораздо большим злом, по всему тому, что проделывают они со своими народами".
"Теперь уже нет особенных насильников, от которых государство могло бы защищать нас", -- добавляет Лев Николаевич в своем сочинении "Царство Божие внутри вас есть".
На этом основывал Толстой свое учение о государстве или, вернее, о безгосударственности. Люди стали хорошими, непрерывно совершенствуясь в течение двух тысяч лет с тех пор, как появилось христианство. Государство больше уже не нужно им.
Ах, как ошибался лев Николаевич! Как он идеализировал современного человека! И как хорошо, что из могилы своей он уже не видел, какие бури пронеслись над человечеством со дня его кончины -- 7 ноября 1910 года!
Зайдя к коменданту, застал у него компанию офицеров во главе с майором Дубниковым. Отступил было за косяк двери, но майор успел меня заметить и крикнул Боровикову:
-- Виктор Кузьмич, пригласите товарища Булгакова!
Нечего делать, пришлось войти и присесть. Компания опять пила мост. Налили и мне стакан.
Между военными шел разговор о войне.
Капитан, пожилой, стройный человек, рассказывал, как он сидел в немецком "каце" (концентрационном лагере) и рыл туннель в восемь километров. Вышел из концентрационного лагеря совершенно истощенный. Теперь поправился.
Сидеть в лагере было во всех отношениях тяжело.
-- Я считал, сколько раз меня били в лагере, -- говорил капитан, -- и насчитал: двести восемьдесят два раза!..
Заговорили о лагерях. Упомянули, между прочим, об одном лагере, где перед приходом советской армии расстреляли пять тысяч человек.
Прощаясь со мной, майор Дубников сказал, что через день-два он зайдет в нашу комнату.
Утром на другой день мы получили от майора подарок: три каравая хлеба и кусок сливочного масла. Это было существенное дополнение к нашему довольно скромному пайку. Все мы (говорю опять о "четверке") были глубоко тронуты.
В воскресенье под вечер майор Дубников сам появился в нашей комнате. Мы сердечно приветствовали гостя, усадили, благодарили за подарок.
Майор протянул нашим курильщикам бело-зеленую коробочку папирос "Труд". Взяли, выкурили, но, когда майор снова вытащил коробочку, стеснялись вторично протянуть руки за папиросами.
-- У Советского Союза табаку много! -- пошутил майор и настоял на том, чтобы товарищи взяли еще по папиросе.
Свободное копирование
