Глава VI
Как ни благополучно жилось в Мекенлое, надо было, однако, трогаться дальше, пробираться домой. Огромное большинство советских граждан, собравшихся в Мекенлое, направлялось в СССР. Наша маленькая пражская группа, состоявшая из меня, Стоилова, Изюмова и Гилкина, решила сначала пробраться к семьям и к месту постоянного жительства за границей -- в Прагу, в Чехословакию. Нас не смущало, что в Праге, согласно сообщениям по радио, происходили ожесточенные столкновения между немцами и восставшими чехами. Большинство еврейских граждан СССР намечало путь в Англию, Францию, Польшу.
1 мая в десятом часу утра покинули Мекенлое все моряки, как матросы, так и капитаны. На пяти грузовых американских машинах они уехали в местечко Ротт (близ Нюрнберга), где имелся большой лагерь для военнопленных. Оттуда они предполагали пробраться к морю и возобновить службу в том или ином советском пароходстве.
5 мая расстались с Мекенлое советские офицеры. На шести машинах они отправились, если не ошибаюсь, в тот же лагерь для военнопленных в местечке Ротт, куда отбыли перед ними моряки.
6 мая выехали и мы, пражане, грузовой машиной в город Ингольштадт, на Дунае. Всего отправилось нас 14 мужчин, считая в том числе меня, Изюмова, Стоилова, Гилкина, и 7 девиц -- русских работниц, в свое время насильно увезенных немцами в Германию. Девушки оставили теперь своих хозяев и боялись, кабы их не забыли в Мекенлое. В Ингольштадт мы ехали потому, что туда приглашал желающих американский майор Грахам, обещая транспорт, квартиру и продовольствие. Мы считали, что из Ингольштадта, как значительного центра сосредоточения американских войск и транспортных средств, легче будет, чем из Мекенлое, добиться возможности дальнейшей отправки на Пльзень и на Прагу. Девушки и другая часть мужчин надеялись продвинуться на юг Советского Союза. Железные дороги в Германии были разбиты и полностью стояли. Рассчитывать можно было только на американский автомобильный транспорт.
Надо сказать, что расчеты наши впоследствии оказались слишком оптимистическими и во многом ошибочными.
Доехав до Ингольштадта, мы только пересекли город, чтобы попасть в назначенные нам на житье казармы на другой стороне Дуная. Миновали садики в цвету, уютные домики с посбитой пулями штукатуркой стен. Промелькнул чудный пестрый собор. Вот главная улица с рядом разрушенных домов. Но и в уцелевших зданиях стекол нет. Магазины закрыты. Народу на улицах почти не видно. А дальше, к Дунаю, картина разрушения еще страшнее: улица за улицей идут почти сплошь разбомбленные, обратившиеся в узкие проезды между горами щебня и кирпича. Сиротливо вздымается остов церкви без крыши. Жуткое впечатление!
Переправились через Дунай по понтонному мосту, поддерживаемому гуттаперчевыми челнами. Полюбовались на синие быстрые волны.
Затем выросло перед нами огромное круглое белое здание без окон. Это казармы "Трива", где мы должны остановиться. Казармы "Трива", подобно Вюльцбургу, построены были как крепость, с тяжелыми воротами и башнями.
В проходе главной башни имелась такая надпись: "Вход сюда запечатан. Заходящие лица будут строго наказаны. Приказ военного правительства".
Круглый двор был сплошь завален грудами всевозможных вещей и мусора. Тут валялись брошенные мундиры, обувь, белье, ремни, пустые чемоданы, котелки, стаканы, чашки, бумага, книги и пр. и пр. Все это, очевидно, брошено было немцами при поспешном отступлении. Среди хлама попадались клочья разорванных портретов Гитлера, а также обломки его гипсового бюста. Во внутренних помещениях четырехэтажных казарм мы нашли кровати, одеяла, простыни с подушками, столы с полуразбитой и разрозненной посудой, пакеты с сахаром и чаем. Тотчас охотники запастись и вещами, и провизией рассыпались по всему зданию. В сенях за одним из входов в казармы оказались сложенными горой 35 ящиков с мясными консервами в больших банках.
Никакого караула внутри казармы не было. Апатичный американец с ружьем стоял только снаружи, у входа в крепость. Но и он не мешал русским проходить и туда, и обратно.
Мы скоро почувствовали необходимость как-то сорганизоваться. По предложению А. В. Стоилова я был избран старостой группы, а чешский гражданин скрипач Саша Гроссман и русский парикмахер Лука Алейников -- завхозами.
Начали с того, что ящики с мясом, как исключительно ценное имущество, переместили из передней во внутренние помещения нижнего этажа во избежание захвата какой-нибудь организацией или группой, которая могла вслед за нами появиться (и действительно появилась в крепости уже на другой день). Там же, в двух-трех комнатах, имевших достаточное количество кроватей, решили мы все расположиться. Устроились сносно, если не считать постоянного сквозняка, державшегося потому, что стекла в окнах везде были разбиты. Продовольствие, из состава найденного, раздавали порциями.
В тот же день, часов в восемь, посетила лагерь группа ответственных американцев во главе с молодым человеком, которого все называли "сэр Кац" и которому, казалось, такое титулование доставляло большое удовольствие. Участники нашей общины поспешили познакомить меня с "высокопоставленным лицом", наперерыв размахивая руками и рассказывая ему о моем прошлом. Сэр Кац все благосклонно выслушал, задал мне один-два дополнительных вопроса, посмотрел сам и показал спутникам карточку, где мы сняты с великим Толстым, а поздно вечером прислал для группы русских десять великолепных двойных байковых одеял.
Наши курильщики во главе с А. Ф. Изюмовым возбудили вопрос о куреве. Один из помощников Каца, немец по национальности, принес из автомобиля коробку с сотней сигар и в придачу две коробочки папирос. Сигары (валюта!) разделены были поровну между русскими и чехами, а папиросы отданы курильщикам. Девушки получили по плитке шоколада.