За два часа до назначенного времени мы с Геной были около училища. Меня колотило, как в лихорадке. Сейчас Северин попросит что-нибудь почитать, а я даже своё стихотворение забываю от волнения. А басню «Стрекоза и муравей», как подошли к училищу, забыла напрочь. Конечно, я знала её со школы, но всю ночь пришлось вновь учить, работая над смыслом, интонацией, над образами.
- Гена! Я не помню начало басни! Как там? Стрекоза и муравей лето красное пропела... Нет, пропели... Геночка! Я на столе книжку с баснями за-была! - почти плача, осознаю я.
- Не трясись! Вот тебе твоя книга! Я её захватил, - и достаёт из портфеля моё спасение.
- Генка! Ты гений!
Увидев первые строчки, я немного успокоилась и начала, в который уже раз, вчитываться в текст, представлять себе чудесный летний лес, изящную синюю стрекозу, потом зиму, муравья, который цедит слова в час по чайной ложке, потому что делом занят. Кстати, а что он делает? Шьёт? Строит? Строит! И в зубах гвозди держит, как папа, когда что-нибудь прибивает! Потому и речь у муравья должна быть своеобразная, через гвоздь... Генка добывает мне где-то ржавый гвоздь, быстро его вытираю и, засунув в рот, бубню муравьиные реплики. Генка хохочет, но мне не до смеха...
В 14.45 я вошла в приёмную Северина. Гену попросила подождать на улице, чтобы он не увидел моего позора, который сейчас, я уверена, произойдёт.
В приёмной сидит очень миловидная в седых букольках старушка и старательно одним пальцем печатает на машинке. Увидев меня, заулыбалась и красивым актёрским голосом спросила:
- Вы с какого курса, детонька?
- Я не с курса, - отвечаю, чуть успокоенная этим ласковым словом «детонька», - Я к Евгению Евгеньевичу. Он мне назначил сегодня встречу на 15.00.
- А! Сейчас посмотрим... - Полистав толстую тетрадь и найдя нужное место, обрадовалась, - Ну, конечно!.. Как вас зовут? Наташа? - После моего кивка головой с гордостью добавила, - Вот, видите? Отмечено! С вами встреча в 15.00. Потерпите чуть-чуть. Ровно в этот час он будет здесь. Евгений Евгеньевич очень точный человек! В школе Малого театра иначе не бывает!
И действительно, когда стрелка часов встала на цифре 3, дверь в приёмную открылась, и вошёл несколько сутулый, в очках, в чёрном костюме, средних лет мужчина.
- А у нас, Евгений Евгеньевич, гостья! Пришла Наташа, - заворковала старушка.
- Знаю, знаю, Екатерина Михайловна. Других событий не было?
- Только одно событие, Евгений Евгеньевич... Я освоила машинку!
- Поздравляю вас, - суховато произнёс Евгений Евгеньевич и, распахнув дверь, пригласил меня в кабинет.
Я вошла. В голове вихрем проносятся мысли: «Какой спокойный, не улыбчивый... Его слезой не прошибёшь... Стихотворение о корейской войне читать нельзя... Надо читать басню, и будь что будет...»
- Проходите. Садитесь.
Я села на краешек стула и вдруг увидела перед собой не Северина, а чёрный куб... На верху куба - шар с очками вместо глаз, а над ними чёрные густые брови. «Кого он мне напоминает? Какого-то неприятного персонажа...»
- Итак, вас, зовут Наташей? - спросил он.
- Да... То есть, нет... Я по паспорту Натэлла, дома зовут Натой, а в школе Наташей, так им проще.
- Так, как вас называть?
- Не знаю... Как хотите... - «идиотский разговор», думаю я, всё больше волнуясь.
- Хорошо. Я буду называть вас Натэллой. Красивое имя, - вдруг улыбнулся, - можно и Ната, как Ната Вачнадзе. Знаете такую актрису?
- Нет, - «всё кончено» подумала я, и уронила книжку.
- Не волнуйтесь, давайте просто поговорим. Расскажите о себе.
«Что рассказывать? О маме? О школе? О Дине Исаковне?» - каруселью кружатся мысли в голове, а пауза длится... «Сейчас выгонит...»
- Почему вы хотите быть актрисой? Это же ужасная профессия! Особенно для женщины! - И капризным женским голосом, раздражённо продолжил, - Ни дома, ни семьи, никакой личной жизни, а только театр, театр и театр...
Мне стало смешно, и я оживилась.
- Нет! Нет! Это самая лучшая профессия, самая интересная! Когда я занималась в нашем пионерском театре...
И меня понесло! Ступор кончился! Я рассказывала о театре, о своих ролях, о занятиях с Еленой Владимировной, о том, что по настоянию мамы кончила педагогическое училище, но всё равно хочу в театр...
- Ну, что ж, биография богатая. Прочтите мне что-нибудь. Кажется в руках у вас басни Крылова? Читайте басню.
Я начала читать. Мне казалось, что читаю неплохо, но на середине басни Евгений Евгеньевич меня остановил.
- Спасибо. Хватит. Садитесь.
«Провалилась?» - ехидно прошептало моё второе «Я».
- Скажу вам откровенно, - доброжелательно и спокойно начал он. - Не надо вам идти в театральный институт. И не потому, что вы не способная, плохо прочитали басню. Дело в другом. Вы слишком много времени провели в своём театре, уже набрали массу актёрских штампов, которые потом будет очень трудно снимать, чтобы добраться до вашей сути. Мы берём в институт сырых, не подготовленных, но способных ребят. И потом, даже если вы кончите институт, кого вы будете играть? Какие роли? Внешне вы маленькая, по-женски пухленькая девушка, значит, мальчиков играть не можете - не травести. На роли инженю тоже не очень подходите - ростом маловаты. Ну, положим, специально для вас с учётом ваших внешних данных напишут одну роль... А дальше что? Старух играть? В театрах своих, настоящих старух хватает. У вас же прекрасная специальность! Работайте и продолжайте участвовать в самодеятельности. Сейчас много хороших народных театров есть...
«Вот и всё... Сказка кончилась! Можно расходиться по домам...» - с грустной иронией подумала я. Даже легче стало. Я была рада, что Евгений Евгеньевич так честно и откровенно расставил всё по местам, поэтому спокойно стала прощаться:
- Спасибо. Извините, что отняла у вас столько времени. До свиданья.
- Ничего, ничего... Спасибо, что поняли меня. До свиданья.
Я пошла к выходу. Взялась за ручку двери... «Почему так высоко расположена ручка?.. И какая красивая... Золотая, изогнутая, с головой какого-то зверя» - думаю я, разглядывая необычную ручку. Потом нажимаю на неё, тяну на себя дверь, но она не открывается... Тяжёлая дверь... У меня не хватает сил. Я чуть отошла, чтобы оглядеть её всю. «Высокая, явно старинная, а ручка посередине... Как же я сразу не заметила, что нахожусь в старинном здании?! И лепнина какая-то на потолке... А потолок какой высокий!..» Рассматриваю потолок, начисто забыв о Северине. Берусь опять за ручку, чуть повисаю на ней, а ногой пытаюсь оттолкнуться от створки, чтобы тяжелая дверь всё-таки открылась... Не получается... Ещё раз... Сильнее надо оттолкнуться... Вдруг, слышу покашливание... Северин!! Ужас, неловкость оттого, что забыла, где нахожусь, сковала меня. Красная от смущения поворачиваюсь к Северину и, всем своим видом прося прощения, констатирую факт:
- Не получается... Дверь тяжёлая...
Северин, улыбаясь, подзывает меня к себе.
- Садитесь... Всё-таки вы травести. Может быть, Наталья Ильинична Сац возьмёт вас к себе? Знаете, кто это?
- Нет...
- Ничего, познакомитесь. Я напишу ей записку, а вы передадите её Наталье Ильиничне.
Он вырывает листок из блокнота, что-то пишет, потом засовывает листок в конверт и, не заклеив, подаёт его мне...
- Вот вам записка. На конверте номер её рабочего телефона. Если Наталья Ильинична примет вас в свою студию, считайте, вам крупно повезло, - а уже у двери, пряча улыбку, продолжил, - тяжёлая дверь? Ничего, сейчас мы её откроем, - и распахнул её передо мной. - Желаю удачи.
