[А. О.]
10 января 1921 г.
На следующий день я видела Maîtr'ика в студии. Он пришел на два часа.
И в сочельник он все-таки был у нас /.../. Зажгли елку, погасили электричество и сидели все четверо, такие совершенно родные.
Милая маленькая Ниби уезжает 14-го в Гапсаль. Увидимся ли еще?
16 января 1921 г.
Новый год по старому стилю встречали неожиданно у Кунов. /.../ На следующий день необходимо было увидеть Maîtr'a, чтобы совсем погасить тот Новый год, с ручьями слез. Отправились с Максом в Библиотеку под предлогом переговоров о маскараде, который должен был происходить на следующий день в Доме Искусств.
Когда мы, бесшумно ступая валенками, вошли в зал, где Рая разбирала карточки, я увидела Maîtr'ика, который сидел спиной и что-то писал.
Я испытала робость перед даром человечеству, собранным там,-- явилась шумная, звонкоголосая, с "муфтиками", шалостями, а стала тихой и благоговейной.
Все "умы" руки были заняты маскарадом и добыванием костюмов.
Мне предложила одна сослуживица чудесный настоящий японский костюм. Правда, к моему типу нечто неподходящее, но на безрыбье и рак -- рыба, я с благодарностью взяла его. Две хризантемы на голове, лиловое кимоно, вышитое белыми цаплями и розовыми цикламенами, лиловые чулки и деревянные скамеечки вместо туфель.
Дома при примерке меня раскритиковали.
-- Ничего общего с японкой. Совершенно не твой тип!
-- Конечно, я понимаю, что японка должна быть лирической, нежной и маленькой, но что ж делать? Я сама бы предпочла быть цыганкой, ковбоем или Морицем.
И вот в половине одиннадцатого я поднимаюсь по лестнице на своих скамеечках, в обществе Макса, который в мужском боярском костюме и маске, совершенно не изменивших облика.
В зале -- концерт. Народу уже довольно много, но костюмированных мало. Я присела на скамеечке у окна, совершенно не зная, что с собой делать, когда ко мне подошел серый капуцин, завязанный веревкой, и сказал незнакомым голосом: -- Это мое место. Я здесь сижу.
-- Но мне здесь уютно,-- ответила я, с грустью услыхав, что моя попытка изменить голос не удалась.
-- Для капуцинов нет тайн,-- продолжал монах, вдруг самым дорогим в мире голосом докончив: "А.И.О.Я.".
-- Вы знаете -- поразительно! -- восхитилась я. Он как-то уменьшил рост, совершенно изменил походку и, главное, голос.
На горизонте показался Макс. И, присев невдалеке, стал прислушиваться. Монах поговорил с ним и ушел. Макс спросил, ничего не подозревая:
-- Гейша, Вы видели зуава? Я убеждена, что это Maître. Я не стала разубеждать.
Понемногу публика съезжалась. "Ласточка" в костюме черного Пьеро. Веселье было какое-то притянутое за волосы, и я холодно поедала ужин и пирожные, которыми угощал "Ласточка". От маски было жарко, я все время дрожала за свой костюм, танцевать было невозможно из-за давки. Стоило мне открыть рот, как меня узнавали. Нашлась Рая в монашеской рясе с "cor ardens" на груди.
Она искала исключительно Maîtr'a. Я делала вид, что не знаю, где и что он.
Наконец, когда его инкогнито все-таки было раскрыто, решили снять маски, а я заменила свои скамеечки белыми туфлями. Стало легче, но вся Рука ходила влюбленной свитой за Мишем и нельзя было сказать ни слова.
Улучив какую-то секунду, я шепнула ему:
-- Что ж, так весь вечер и будем ходить стадом? Я хочу Вас для себя на минуту.
-- Мне тоже надо много Вам сказать. Пойдемте в зал.
Мы с трудом пробрались через толпу смотрящих на танцы и сели; но не успели открыть рта, как, словно по щучьему велению, из-под земли вырос Макс, откуда-то сбоку подошла Рая -- теперь уже в белом платье,-- и выскочила из толпы Катя.
Первый раз в жизни я почувствовала, что Рука может довести меня до бешенства, a imperturbable'ный {Невозмутимый (фр.)} Maître провозглашал "Да здравствует Рука!"
-- Катя, хотите я представлю Вам кавалера? -- и, воспользовавшись этим предлогом, я ушла с Катей. И занялась болтовней с первым подвернувшимся знакомым в красной гостиной. Подошел Миш.
-- Куда от них бежать? -- жалобно шепнула я.
Мы сели в маленькой столовой у камина. Миш пошел за чаем. В рамке двери появилась белая меланхолическая фигура Раи. Благословляя отсутствие Maîtr'a, я усердно пряталась за масками. Рая постояла и исчезла. Миш еще не успел вернуться, как явился Макс. И мрачно встал рядом у стенки. Maître пришел с двумя стаканами, при виде Макса стал упорно предлагать ему один из них, и Макс догадался ретироваться. Только мы взглянули друг на друга, как из правой двери влетела Катя.
-- А Макс и Рая вас ищут.
Это становилось похоже на фарс.
-- Мы уже их видели! -- с мэтрической выдержкой сказала я. -- И -- enfin seuls!!! {Наконец одни (фр.)}
Миш прочел мне свою рецензию о моих стихах, которую я подаю в Союз поэтов, чтоб попасть в число его членов. Мы сговорились относительно кануна Крещения, чтоб устроить гадание у него в Рукавице и чудесно поболтали, пока опять все не сошлись к нам.
Самое главное было то, что я ему нравилась с моими хризантемами и цаплями и цикламенами!
/.../ "Ласточка" сидит и ждет в вестибюле, когда я соблаговолю идти домой. А я... "за зеленой калиткой"!
Мы сидим в комнате перед залом, где исполняют какие-то пародии, и Миш говорит мне такие великие и страшные слова /.../
Зачем он себя мучает мыслью о том, что я "перевернусь на каблучках", а ему придется жить до смерти, а жить без меня хуже смерти? Да ведь и я не могу без него!
Джон и "Ласточка" зовут домой. Как ужасно уходить от него!
Свободное копирование
