Тетрадь No 10
(с 30 августа 1920 по 27 августа 1921)
30 августа 1920 г.
Горят леса, и Петроград утопает в молочном тумане, в котором растерянно блуждает горячее бледно-розовое задыхающееся солнце. Какое-то бредовое ощущение /.../ Целая бездна отделяет беспечного Морица от Морица -- девушки с встревоженной душой, которая пишет сегодня.
Итак, 19 августа мы поехали в Тарховку впятером -- дружная компания, которую я прозвала "рукой". Мизинец -- ртутная Катя, безымянный -- он же Макс, он же Памбэ; средний -- солидная, добродетельная Рая, я -- указательный. И большой -- Pousse -- Лозинский.
Там Maître, читал Уэльса "Калитка в стене". Она открывалась, когда действительность остро давала себя чувствовать. Герой вошел однажды и упал в известковую яму, когда хотел покинуть обычное. Вошла бы я в зеленую калитку, если бы знала, что благодаря этому потеряю большое, реальное, будущее счастье?
Когда мы поднялись наверх, то перед сном улеглись на соломе в комнате Maîtr'a.
Я лежала первая от окна, потом -- он, потом -- все девочки.
Я заложила руки под голову. Вдруг мне показалось, что Maître положил голову на мой локоть, я не могла сказать наверное, т.к. рука затекла от неудобной позы и не двигалась /.../ Мне показалось, что открылась зеленая калитка в сад сновидений, где пантеры играют в мяч.
В пятницу 27 августа опять покатили в Тарховку в том же составе "руки". Я придумала Maîtr'у прозвание Chère-folle. Он читал что-то об орхидеях, куря трубку с крепкой махоркой.
В городе туман, белый, душный, от дыма горящих лесов.