7 августа 1920 г.
Мои именины. Боже, как грустно!
8 четверг [5-го] я познакомилась с Сергеем Городецким... Он мне не понравился. Лицо -- хищной птицы. Зубы -- хищного зверя. И говорит обо всем со страшным апломбом.
Вчера, в пятницу, пришел Лаубе. Говорили о прошлом, подтрунивали над новыми слухами о выступлении Финляндии.
Во сне Двервецы и Витусь, и, проснувшись наутро, я ощутила невыразимую пустоту, страшную жажду увидеть Марусю.
17 августа 1920 г.
Я шла еще полузаспанная на службу, когда Александра Евстафьевна неожиданно заявила:
-- Адочка, я хочу Вас соблазнить переехать в нашу квартиру на углу Прядильной. Вам будет удобно. Квартира уютная, библиотека чудесная, рояль и фисгармония. Вестовой Леонида Николаевича будет ходить в кооператив -- маме будет легче! Соглашайтесь!
Единственным недостатком квартиры было то, что надо было жить вместе с Леонидом.
Вечером я отправилась смотреть квартиру и сразу же погибла в библиотеке. Книг была масса, безумно интересных по всем отраслям искусства, философии и истории.
Я стояла на лестнице, жадно перелистывая страницы, и соседство Леонида казалось мне такой ничтожной и вполне выносимой неприятностью.
-- Я уже переехала душой! -- заявила я. Так решился этот вопрос.
В субботу мама позвала к телефону -- это был Maître, который неожиданно атаковал меня, желая прочесть мои стихи.
Мы болтали около часа. У меня гораздо больше апломба, когда его не вижу...
/.../ Я отправилась в Шлиссельбург (точнее в Лобаново) с экскурсией Севконснаба. Было непринужденно и весело.
Ехали 4 часа. Так как пароход был закрытый, то вылезли на крышу, причем искры прожгли мне платье и шапку, а Каценеленбогену костюм. Приехали часа в 2. В лесу была масса брусники и грибов. Мы бегали, играли в горелки и пели. Как-то забежали с Каценом вперед и отдыхали у дороги. Лениво разговаривали. Облака таяли и снова нарастали в большие клубы.