Новая квартира
На снимке: слева - Женя, справа - Саша.
Хмурое утро. Я проснулся и сразу вспомнил: сегодня мне четыре года. Мама и бабушка куда-то ушли. Лежа в кровати, стал представлять новую квартиру. Воображаемый дом почему-то ассоциировался с серым зданием на проспекте Металлургов. Только волновало, как сложатся отношения с новыми соседями-ровесниками, не обидят ли. Пока я раздумывал о новом жилье, пришли мама и бабушка. Они принесли подарок — фильмоскоп.
Сколько себя помнил, вожделенная квартира была пределом мечтаний.
— Мама, поговорим о новой квартире, — часто просил я, хотя ничто не предвещало скорого ее получения.
Бабушка часто жаловалась на тесноту нашей комнатушки. В знак протеста однажды даже отказалась идти голосовать. Пришли агитаторы, подняли шум. Бабушка ни в какую. Мне было года четыре. Я закричал:
— Я пойду голосовать! Где мой промсоюзный билет?!
Став старше, я мечтал: вот приедет Хрущев и распорядится, чтобы нашу комнату увеличили, сдвинув стену, общую с кухней. Хотя сам я от тесноты не страдал. Бабушке приходилось спать на раскладушке, но ей это даже нравилось:
— Сплю как в ямке, уютно!
Наша комната мне нравилась. Наверное, ее своеобразный уют связан скорее с детством, чем с самой комнатой. Однажды проснулся глубокой ночью. Полная темнота. Тишину нарушает лишь приятное тиканье будильника, вносящее душевное спокойствие и умиротворение.
Дверь нашей комнаты прежде вела в стенной шкаф. Поэтому перед самой комнатой за дверью были две ниши по обе стороны. В одной до потолка лежали книги, особенно бросались в глаза красные тома Маяковского. В другой нише большой ящик с откидной крышкой. По просьбе мамы бабушка заказала на работе шкатулку для рукоделия. Фанерное изделие вышло такого размера, что маленький ребенок смог бы поместиться. В этом ящике хранились мои игрушки. Но не все. Часть их хранилась в синем мешке, лежащем на вешалке в прихожей. Время от времени мешок доставали. Я радостно обнаруживал игрушки, про которые уже успел забыть. Их выкладывали, а другие убирали в мешок.
Мне нравилось играть в темной нише. Налью в ведерко с нарисованной грушей воду и окунаю в нее искусственный оранжевый цветок. Вода окрашивалась. В раннем детстве как-то вылил в воду одеколон. На вопрос мамы, что я делаю, ответил:
— Дух выливаю!
Соседи — тетя Рая с двумя дочками в одной комнате и тетя Аня в другой — меня вполне устраивали. Без тети Ани я вообще не представлял свою жизнь.
В нашем доме много интересного. Под нашей квартирой находился маленький продуктовый магазин. По бокам его единственного окна вывески, на которых наклонным шрифтом перечислялись продукты, в том числе непонятное слово «сельдь».
С другой стороны нашего подъезда хозяева помещения на первом этаже часто менялись. Одно время там располагалась лаборатория. Иногда люди путали дверь и заходили к нам на второй этаж. Обедает моя мама, вдруг приходит человек и сообщает, что принес стакан со своими анализами. Позже в этом помещении было похоронное бюро. Во дворе рабочий делал металлические памятники и плел венки из проволоки. Мне было любопытно наблюдать за его работой.
Я заканчивал первый класс, когда мы получили новую квартиру. Я спешил из школы домой, где меня уже ждали. Грузовик доверху загружен мебелью и другими вещами. Комната, где я прожил первые восемь лет жизни, пуста. На кухне осталась бутылка с водой, в которую вставлена веточка тополя. На ней зеленые листки. Я поставил ветку к майским праздникам. От молодой зелени радость, предвкушение весеннего расцвета природы и подсознательное ожидание новой жизни, чего-то еще неизведанного. Хорошее настроение портила полученная двойка, про которую я умолчал.
Когда подъехали к новому дому, дядя Юра сказал моей маме:
— Вот твой пятиэтажный барак!
Дом и вправду выглядел мрачно. Вокруг новостройка. Многие дома еще не заселены. На некоторых обозначен год — 1962. Серая погода, серые дома. Из-за их пустоты ощущение сна.
Рядом с нашей улица имени Патриса Лумумбы, конголезского политика. Поэтому народ прозвал наш район африканскими выселками.
Вокруг еще немало частных домиков, скоро их снесут. Из окна новой квартиры видна грязная речка Горбуниха. На ее берегу вбивают сваи для строительства детсада. Я представил, что когда-то на месте этой глинистой почвы было доисторическое прошлое со всякими динозаврами. Странно, что когда-то меня не было.
Квартира страшно разочаровала. Грязно-зеленые полосатые обои. В печке — кирпичи и мусор. С подоконника краска слазила как пленка.
Расставили мебель. Теперь у меня есть письменный стол. Бабушка купила его на базаре, когда нам дали ордер на квартиру. Стол самодельный, большая его часть сделана из фанеры. Мама моет стекло над дверью в маленькую комнату. Я сижу за письменным столом. Вместо того, чтобы писать, я окунаю клеевую кисточку в чернильницу и крашу ее постамент. Письменный прибор, подаренный мне дядей Юрой, сделан в виде Царь-колокола. Бронзированная крышка-колокол снимается, под ней чернильница. Все это на черной подставке с выемкой для ручки. Материал подставки отлично впитывал чернила, поэтому красил я очень долго. Это интереснее, чем заполнять тетрадку своими корявыми письменами.
Теперь у нас есть балкон. Этажом ниже по другую сторону подъезда на балконе играет мальчик моего возраста. Мы переговариваемся, я узнаю, что его звать Шурик.
Надо бы сходить погулять. Во дворе все перерыто. Огромная яма с резвящимися вокруг детьми, а рядом гора из выкопанной земли. На ее вершине я замечаю легкую призрачную фигурку. Меня пронизывает необъяснимо волнующее чувство. Будь я старше, я назвал бы это влюбленностью. Понятие любви вбирает в себя все-таки большее, чем впечатления от черт лица и пластики человека. Свои чувства я сохранил только в себе.
Долгие годы, даже десятилетия мне снилось, что ко мне пришла любовь. Но взаимной она будет только во сне. Действие этих приятных сновидений всегда происходило на фоне новостройки.
Стемнело. Я смотрю в окно. Далеко-далеко светятся окна кирпичной неоштукатуренной гостиницы на проспекте Металлургов. Там работает Кока. Днем за гостиницей можно разглядеть гору, на ней шахту. Но в темноте ничего этого не видно. Только грустные дома мигают желтоватыми огоньками в черной пустоте.
Новая квартира оказалась хуже старой, хоть и просторнее. Нет уюта, защищенности. Все кажется серым. На душе тоска. Мечта оказалась иллюзией, но возникла другая, такая же призрачная.