Баба Друг

Баба Друг

С детства я звал ее — Кока. В некоторых областях России так называют крестных. Видимо, так к Марии Самойловне Листратовой обращался кто-нибудь из племянников.

Однажды с приятелем, стоя у детсадовских ворот, мы орали в два голоса: «Кока!», желая, чтобы та выглянула в окно. Она работала в общежитии, в камере хранения, окно которой выходило во двор детсада. Став взрослым,  я по-прежнему звал ее Кока, хоть и перешел на вы.

Кока умела найти подход к любому человеку: взрослому и ребенку. Я с восторгом рассказывал об увиденном в зверинце удаве. Мария Самойловна искренне, как мне казалось, пугалась. Для взрослых людей многое в мире неинтересно и скучно, не все умеют сопереживать впечатлениям детей. А для ребенка ведь всё внове — даже самое обыденное, не говоря об экзотике.

Кока, единственная, встречала меня из роддома. Она сшила мою первую распашонку. Когда заболеешь, придет, участливо спросит: «Захворал?». У нее было трое детей, сестры, племянники, позже внуки и правнуки. Но всегда казалось: ты для нее самый дорогой человек. Мой дядя Юра после смерти Марии Самойловны сказал:

— Она была как родная!

А всё «родство» заключалось в том, что в сороковом году Мария Самойловна жила в одном подъезде с матерью Юрия — Марией Матвеевной, сестрой моей бабушки. Маша Листратова и Маруся Титова подружились.

Я очень любил Коку. Когда мне прочитали  сказку «Кошкин дом», я заявил:

— Когда вырасту, одену Коку как кошку.

В сказке Маршака сказано:

У нее, у кошки, на ногах сапожки,

На сапожках — лак-лак.

А сережки бряк-бряк.

Платье новое на ней

Стоит тысячу  рублей.

Да полтысячи тесьма, золотая бахрома...

Бахрому я собирался взять от коврика над моей кроватью. На нем были изображены какие-то замки, леса, олени. А сапожки у Коки  уже были, правда, не лаковые, а резиновые. Когда я был совсем мал, Кока пришла к нам в гости в этих сапожках. Точно такие были у соседки тети Ани. Я был уверен: Кока украла соседкины сапожки. В полном смятении, я не знал, что предпринять. Всё смешалось: жажда справедливости, обида за тётю Аню и нежелание обидеть Коку. Обеих очень любил. Не сомневаюсь в огромном воздействии на мою личность этих удивительных женщин.

Двадцативосьмилетний супруг Марии Самойловны умер от саркомы. На руках у молодой вдовы осталось трое детей, две дочери и сын. В детстве дети были пухленькие. Во дворе их звали: «Три поросенка». В одной квартире Кока прожила больше пятидесяти лет. Когда-то квартира был трехкомнатная. После смерти мужа одну комнату отдали большому начальнику по фамилии Морковкин. Он жил в соседнем подъезде. В Кокиной квартире осталась глухая дверь.

Окно кухни выходило во двор, рядом с которым находились мои ясли. Уже взрослым, я подумал: из окна квартиры Кока видела мои ясли, из окна камеры хранения — мой детсад. Когда мы переехали в район новостройки, вдали, через квартал, виднелось здание гостиницы, где в то время трудилась Кока. Образно говоря, я всё время был под присмотром своей крёстной. Такой она была по сути, хоть и не в церковном смысле. От религии Мария Самойловна была далека.

В большой комнате ее квартиры на шифоньере бюст Суворова с отбитым носом. Новый нос из пластилина ему приделали моя бабушка со своей сестрой. На стене картина с пасущимися коровами. Написал ее дядя Гриша. Я называл его — дядя Груша. Запомнил, как он ползал по полу, катая на спине внука Марии Самойловны, своей супруги. До встречи с ней Григорий Иванович много пил. Отношения с прежней женой не сложились. Став жить с Кокой, он бросил пить, всегда ходил чистый и ухоженный.

Как обычно бывает, большую часть времени гости проводили в кухне. Дровяная печка, как и во всех тогда квартирах города. Рядом крашеная стена, по которой было интересно сползать, умудряясь не упасть. В кухне у Коки немало интересного. Гусиное крыло для сметания крошек со стола. Однажды, разделывая и опаляя курицу, Кока привязала нитку к сухожилию. Когда дергала за нитку, лапка «оживала».

Стол придвинут к стене, по обеим сторонам стулья, за дверью корзина, в которой лежали книги. Запомнилась книга со странным названием «Хрестоматия». В ней — отрывки из взрослой книги «Мертвые души». Бабушка часто называла меня Плюшкиным за то, что мои карманы часто были переполнены всяким хламом. Но побудительные причины у меня и гоголевского героя были разные. Однажды бабушка и Кока обнаружили в моем кармане окурки, пристыдили. Рядом с моим детсадом мужики играли в домино. Окурки кидали во двор детсада. Маленький радетель чистоты, я подбирал окурки и складывал в карман из-за отсутствия урны. Любил я класть в карман железки и «вокошки», как называл стеклышки. Последние — очень ценная вещь. Можно выкопать в земле ямку, положить туда куколку бабочки или «золотку» (фольгу), а сверху стекло. Забросать землей, а потом постепенно пальцем расчищать, чтобы обнаружить свой тайник.

Однажды детсад не работал. К моей радости меня отдали в этот день на попечение Коки. Она красила стены ванной комнаты и беседовала со мной. С детьми она всегда говорила на-равных.

В другой раз меня оставили под присмотром дочери Марии Самойловны — Риты. Зная ее строгий нрав, мама и бабушка особенно тщательно меня вымыли и надели всё чистое. Я тогда учился в первом классе. Тетя Рита была студенткой пединститута. Я предложил ей поиграть в школу. Написал на бумаге задание, а тетя Рита красными чернилами поставила отметку. Я был обескуражен, увидев огромный кол. Если игра, то всё понарошку должно быть.

Совсем «недавно» Маргарита Ивановна была студенткой, а уже давно бабушка. Вторую дочь Коки зовут Тамара, Тома. Внешне вся в мать, такая же мягкая. После замужества дочери уехали жить в другие города.

Я с бабушкой гостил у Коки. Пришла туда с работы моя мама, принесла получку. Достала огромные дореформенные ассигнации. Они были крупнее тех, что появились в 1961 году. Глядя на большие бумажки, я вдруг понял, откуда пошли выражения «большие деньги» и «поехать за длинным рублем».

За длинным рублем поехала тетя Даша, сестра Коки. Она жила и работала на Севере вместе со своим мужем Павлом. «Дядя Паса» — так я называл его в раннем детстве. Однажды тетя Даша приехала погостить к сестре. Весила Дарья Самойловна сто сорок килограммов. Я пытался усесться на колени к доброжелательной тете Даше, но мне это не удавалось. Колени были заняты животом.

— Тетя Даша, где у тебя коленки?!

Позже Дарья Самойловна переехала на юг России, муж продолжал работать на Севере. На похороны жены он приехал с новой спутницей жизни.

Мария Матвеевна называла Машу Листратову Другом. Услышав это имя, внук Марии Матвеевны стал называть Коку — баба Друг. Когда-то существовали папиросы «Друг». Все три подруги курили: Мария Самойловна, Мария Матвеевна и ее сестра Факира Матвеевна, моя бабушка. Кока курили дорогие папиросы «Казбек». Позже она курить бросила и не разрешала подругам курить в своем присутствии — берегла здоровье.

Компанейский человек, Кока обладала большим чувством юмора. Отмечала у нас Новый год. Сразу после его встречи ей надо было идти на работу. Попросила у меня маску — очки с носом и усами:

— Спугну злоумышленников! — Думаю, что на самом деле у нее возникло желание выйти на улицу ряженой, подурачиться.

Одного из внуков Кока прозвала Мао за раскосые глаза. Говоря о современных домах, отметила их «достоинство» — прекрасную слышимость. Гололед называла сракопадом.

Кока умела быть строгой, но никогда не повышала голоса на людей, включая своих детей. Ей достаточно было произнести имя по слогам своей незабываемой интонацией, чтобы человек испытал стыд за неблаговидный поступок.

Когда дочери ссорились с мужьями, Кока принимала сторону последних. Это способствовало примирению. Своих детей она с детства приучала быть терпимыми в отношениях с людьми.

Кока поддерживала ровные отношения со всеми, но такие, что каждому казалось: ты для нее самый близкий человек. И это не была приторная любезность. Кока была искренна, доброты ее хватало на многих. Она жила в реальном мире, не прикрашенном иллюзиями. Кока отнюдь не была какой-то добрячкой, на которую садятся и едут, кому не лень. Моя мама дала деньги в долг необязательной коллеге, которая не возвращала их несколько лет. Узнав об этом, Кока спросила:

— Нонна! Ты давно дурочка?! — сказано это было мягким голосом с такой интонацией, что мама от смеха свалилась с дивана.

Вряд ли взрослые дети Марии Самойловны обрадовались, когда у матери появился новый муж. Но Кока всегда жила так, как считала нужным, не принося никому никаких жертв. Дядя Гриша умер в 1972 году от рака. Боль была так велика, что он хотел спрыгнуть с крыши больницы. Потом Кока ухаживала за ним дома. Григорий Иванович пошел в туалет, успел крикнуть «Маша!» и скончался.

Много лет я не был в родном городе. Знал, что Кока переселилась в однокомнатную квартиру в другом доме, недалеко от прежнего. Я боялся встречи, вдруг застану совсем дряхлую старушку. Открыла дверь почти не изменившаяся Кока, сильно поседевшая. Огорчилась, что я недолго погостил у нее. Рассказала о последней встрече с сестрой моей бабушки. Из благодарности к Другу та принесла ей банку сгущенки. Зная, что Мария Матвеевна пенсию тратит на сына и внуков, недоедает, предложила:

— Оставь себе, хоть покушаешь.

Подруга вспыхнула, хлопнула дверью и покинула квартиру навсегда. Кока не сочла бы ниже своего достоинства первой пойти на примирение. Но мы слишком хорошо знали нрав Марии Матвеевна. Могла бы и не впустить в свою квартиру, если бы вожжа попала под хвост. Так и ушла из жизни, не помирившись с Другом с большой буквы.

Последние годы Кока жила у Риты. Умерла в 1992 году на семьдесят седьмом году жизни. Разговаривала с соседками по палате, затем села на кровать от сердечной боли и преставилась. Зная о своей болезни, за месяц до этого в своем письме распростилась с нами.