Летом 1953 года мы с мамой с большой компанией поехали на отдых в поселок Неменчине, который находился недалеко от Вильнюса. Почему именно туда, я не знаю. В компанию, кроме нас с мамой, входили две сестрички - Инна со Светой и их мама. Мы собирали грибы, купались. По вечерам с местными детьми - «панами» и «панночками» ( поселок был преимущественно с польским населением) играли в фанты или «садовника». К концу отдыха Инна загорела, спина стала цвета жареного арахиса, волосы выгорели и совсем побелели. На носу появились веснушки. Она вся как-то окрепла. Я однажды мельком видел ее раздетой: она за кустом отжимала купальник. Да она особенно и не скрывалась. Реденький куст закрывал ее чисто символически. Она пряталась так, ради сохранения внешнего приличия. У нее была фигура подростка, хрупкого белобрысого мальчика.
Время отдыха закончилось, и мы уехали в Москву. В Москве мы виделись редко. Картины лета в Литве почему-то застряли у меня в голове. Я часто вспоминал поселок, лес, речку и Инну. Ее лицо, серые глаза, фигуру подростка. Образы наплывали непроизвольно. Какими-то неясными фрагментами. Просто наваждение. Странно. Вроде бы Инна не должна была меня заинтересовать. Дальше школьной программы ее интересы не простирались. Училась она, как и большинство аккуратных девочек, хорошо, гораздо лучше меня. Но разговаривать мне с ней практически было не о чем. Действительно, наваждение! Когда я встречал ее на улице, то прямо-таки цепенел. Страшно сердился сам на себя. Чувствовал, что краснею, и от этого краснел еще больше.
Что же это такое? Даже Ирка и то гораздо симпатичнее, фигура просто классическая и поговорить о поэзии можно. Мы с Иркой часто встречались на улице или в парке. Что-то обсуждали. Мне было очень приятно с ней общаться. Иногда я с удовольствием наблюдал ее красивую головку в мужской меховой шапке-ушанке. Она даже чем-то была похожа на Инну. И ко мне она относилась неплохо. Но трепета она во мне не вызывала. Ну что тут скажешь! Я вспомнил Вовку, который, как мне казалось, придумывал себе героинь. Но я-то ведь ничего не придумываю, я точно знаю, что такое Инна. Никакой розовой пелены. Кроме того, у Вовки очень быстро наступало «прозрение». У меня это «наваждение» продолжалось долго, стало привычной тупой болью. Инне я ничего не говорил. Логика была приблизительно такая: когда некто испытывает симпатию к другому человеку, то другой человек это отношение сразу чувствует, этого нельзя не почувствовать. Если Инна молчит, значит, она ко мне равнодушна. В этом случае мне нечего «рыпаться». Получить от ворот поворот всегда неприятно. Нарываться на заведомый отказ - и самому проявлять слабость, и человека ставить в неудобное положение!. Брать «крепость» штурмом, как Андрей, нет смысла, если нет взаимности. Таких «побед» мне не нужно.
Мы закончили школу. Она поступила в педагогический институт. Я в институт не попал, пошел учеником слесаря на завод, а потом целых три года отслужил в армии. Когда в 1959 году я вернулся, Инна готовилась к свадьбе. Она вышла замуж за физика и уехала в город Обнинск. Я был приглашен на свадьбу. После «крепкого» застолья гости вышли во двор, прошли ближе к парку, что на месте Братского кладбища. Я прихватил из армии три сигнальные ракеты, две красные и одну зеленую. Небольшие картонные цилиндры, запускались без ракетницы, нужно только дернуть за бечевку. Черное ночное небо осветили две красные огненные звездочки, которые я запустил, сказав Инне, что этот скромный салют – мой свадебный подарок, он принесет ей счастье. Последнюю ракету я выстрелил молча, подумав, что зеленый свет этой сигнальный ракеты с сегодняшнего дня, возможно, снимет мою привычную тупую боль.
Скорее всего, я был не прав. Нужно было в свое время Инне обо всем рассказать. Кто его знает, как в душе человека образуются эти тонкие нежные связи. Может быть, достаточно воздействия небольшого толчка, чтобы тебя выделили из множества одинаковых равноудаленных лиц: «Он меня любит? Интересно, а какой он! Надо бы повнимательней приглядеться!». Однако я тогда жил в состоянии раздвоения личности, и не мог на это решиться. Что произошло, то произошло. Все, что случается, все к лучшему! Быть может, от этой бесхитростной детской душевной неустроенности я все-таки получил много жизненного материала, который помог мне лучше понять свое внутреннее мироощущение.
Свободное копирование
