16. СТАЛИН УМЕР
Бюллетень о болезни Сталина, который появился в газетах, мы серьезно не восприняли. Вылечат! У нас лучшая в мире медицина! А уж ради здоровья Сталина всех академиков поставят на ноги. Вылечат! Сталин настолько великий, что болезнь он тоже должен победить.
Когда в класс вошла рыдающая «Жаба», мы были очень удивлены. С чего бы это? Когда, она сквозь всхлипывания сообщила нам, что по радио передали сообщение о смерти товарища Сталина, в классе стало тихо. Все думали о том, что в стране произошло особое событие, случилось что-то очень важное.
Меня обуревали противоречивые чувства. Великого Сталина больше нет. Я был уверен, что со смертью Сталина "свет" не рухнет, хотя об этом все вокруг только и говорили… Проживем! Я уже думал на эту тему: Сталин старый человек, он ведь должен когда-нибудь умереть. Прожить-то проживём, но жизнь очень сильно изменится. Для меня его смерть являлось грандиозным историческим событием, торжественным, трагическим моментом. Надвигалась смена эпох.
Сталин представлял собой ту ниточку, которая протянулась к нам от самого Ленина. Сталин был его соратником. Он давал ему клятву у гроба. Я смотрел кинофильм «Клятва».
С другой стороны, я понимал, что грядут перемены, и хотел перемен. Я тогда был совсем молодым и считал, что всякие перемены обязательно должны вести к лучшему. Смысл расхожей поговорки: отсутствие новостей - это уже сама по себе хорошая новость, я понял значительно позже.
Перемены действительно очень скоро наступили. Оправдали и отпустили врачей. Все прошло тихо, незаметно. Без дебатов в газетах. Я подошел к одному из парней, который особенно ко мне приставал по поводу врачей, и сказал: «Видишь, они оказались невиновны!» «Ну и что из того?» - спокойно ответил тот.
Кампания борьбы с сионизмом пошла на убыль. Некоторые ребята в нашем классе в связи с этим были очень разочарованы.
Уроки в школе со дня смерти Сталина на несколько дней прекратили. По радио передавали траурную музыку. Мы в классе выпустили стенгазету, посвященную смерти вождя. В школе в актовом зале был митинг. Выступал директор школы и "Бурбон". На сцене стоял большей портрет вождя, задрапированный в красные и черные ленты.
Предстояло прощание с телом Сталина. Гроб с телом стоял в Колонном Зале дома Союзов. Отец посоветовал мне туда не ходить. Я согласился. Не то, чтобы отец меня уговорил. Я вспомнил свое посещение Мавзолея Ленина. За несколько минут, пока мы обходили гроб, я ничего толком не успел посмотреть. Здесь будет та же история. Уж лучше я пойду на похороны. Там хоть состоятся выступления, будет какое-то действие: гроб внесут в мавзолей, салют произведут, речи скажут. Так я и сделал.
Мы с ребятами в день похорон рано утром вышли на Ленинградское шоссе, которое проходило совсем рядом с Новопесчаной улицей. На шоссе уже находились люди. Их было не очень много. Они кучками стояли около грузовиков, на которых, видимо, приехали. Лица серьезные, сосредоточенные. Люди что-то пили, жевали хлеб с луком и салом. Я понял, что они приехали на похороны издалека. Из отрывочных слов я узнал, что эти рабочие делегаты присланы на похороны Сталина из города Калинина, Волоколамска и еще откуда-то. Представители предприятий, наверное, назначенные от парткомов, начали строить людей в колонны. По шоссе пошла редкая серая толпа. Мы быстро добрались до метро «Динамо», прошли мимо Белорусского вокзала. Погода хмурилась, небо заволокли облака, накрапывал дождь. Временами дождь прекращался. Толпа постепенно густела, но пока двигалась достаточно быстро. Мы все хорошо знали этот маршрут по демонстрациям, на которые неоднократно ходили с родителями. Вот и улица Горького. Редкая до этого места милиция цепочкой выстроилась вдоль домов. Стало тесно. Колонны остановились. Протиснуться вперед оказалось невозможным. Мы просочились сквозь оцепления милиции во дворы. Пошли дворами. Где-то уперлись в тупик. Поднялись по лестницам на чердак и по чердаку обошли тупик. Продвинулись немного вперед. Такими короткими перебежками, по дворам и чердакам, мы дошли почти до здания Моссовета. Дальше пройти было трудно, милиция стояла во дворах. Мы уже даже забыли, зачем идем. Основная цель – пробиться на Красную площадь. Давка сильная. Но не до смертоубийства. Из репродукторов доносилась печальная музыка. Потом стали передавать выступления. Выступали Молотов, Маленков, Берия, кто-то еще. Они говорили все об одном и том же: о сплочении рядов советского народа в этот тяжелый для партии момент, о том, что идеи Ленина-Сталина бессмертны. Клялись продолжить славные дела Сталина. Больше всего мне понравилась речь Берии. Я не помню содержания, но скорее всего, понравилась она из-за акцента. Сталин тоже говорил с грузинским акцентом.
Митинг окончился, но толпа и мы вместе с ней, как заведенные, продолжали прорываться на площадь. «А зачем мы туда идем? Митинг кончился, похороны состоялись, пушки отстреляли. Не пора ли расходиться по домам»? - сказал кто-то из наших, видать, самый умный. «Пожалуй», - сразу согласились все. Теперь надо прорываться назад. Это было гораздо легче, но тоже непросто. Под вечер, изрядно помятые, мы добрались домой. Мама очень обрадовалась, увидев меня живым и здоровым. По городу уже начали просачиваться слухи о трагической давке с горой трупов во время прощания с телом Сталина в Доме Союзов. В стране объявили траур по вождю и учителю. Всю Красную площадь завалили цветами - по крайней мере трибуны у мавзолея. Сам я там не был, но видел фото в газетах.
Жизнь пошла дальше уже без Сталина. Арестовали Берию. Он тоже оказался английским шпионом. Человек, отвечавший за безопасность страны, за создание атомной бомбы (об этом я узнал впоследствии), вдруг оказался шпионом. Так я и поверил! Интересно, на кого эти сообщения были рассчитаны? Можно было придумать что-нибудь более правдоподобное. Где-то шевелился вопрос: «А зачем? Система та же, методы те же.» Все- таки что-то неуловимо изменилось, хотя инерция старого, привычного, конечно, была. Если в 37 году вместе с «крамольными» лидерами расстреляли половину партийной верхушки, то вместе с Берия были расстреляны лишь считанные единицы людей из его ближайшего окружения... Ростки демократии налицо!
Через некоторое время Микоян вспомнил об отце и его проблемах.