В Москве стояло жаркое пыльное лето, я толкался в гостинице.
Проводить лето в одиночку в центре Москвы было скучно. Одного на Ордынку меня не пускали. Мама туда ездила редко, ей всегда некогда. Я играл один во дворе гостиницы. Сумел разбить пару окон.
Мама каким-то образом договорилась и отправила меня за город. Две пожилые женщины, в порядке частной инициативы, что было в те времена большой редкостью, набрали группу детей, сняли деревенский дом в подмосковном селе Лианозово и организовали частный детский садик.
Во дворе росли кусты сирени и акации. Проезжая часть улицы заросла травой. Глубокие канавы, вырытые по краям проезжей части, тоже заросли травой и крапивой. Только перед калитками через канавы перекинуты деревянные мостки-доски. Дом стоял на краю улицы. Дальше лежало большое поле, покрытое мелким кустарником, различными травами и цветами. Здесь мы играли. Поле совсем не похоже на огромные газоны в Централ Парке. Только белая кашка да желтые одуванчики были точно такие же. Здесь же ещё росли лютики, клевер, ромашки, колокольчики. Вкусно пахло разнотравьем. Правда, все эти цветы расцветали не одновременно. Летали бабочки: капустницы, лимонницы, павлиний глаз, траурницы. Прыгали кузнечики. Всю эту живность мы пытались ловить сачками и руками. В двух глубоких круглых ямах, на дне которых стояла зацветшая вода (возможно, воронки от бомб) жили тритоны. Тритонов мы тоже ловили и пускали в банки с водой.
«Воспитательницы» часто водили нас в лес, который находился совсем недалеко, за небольшой речкой. Речка петляла между лугами и полями, на которых зрели хлеба. В одном месте речку переходили вброд; сквозь прозрачную быструю воду можно было видеть разноцветную мелкую гальку. Лес стоял чистый, светлый, с роскошными соснами. Здесь росла земляника. Если отойти подальше, то там можно собирать грибы и, ближе к середине лета, созревала малина. После похода мы обычно садились обедать за большой стол на веранде. Веранда застеклена и опутана густым вьюном с огромными лиловыми колокольчиками, которые через стекло смотрели нам в тарелки. После обеда все ложились отдыхать, кто на кровати, а кто на «раскладушки».
В конце улицы, там, где начиналось поле, стояло врытое в землю железобетонное кольцо с отверстием сбоку. Один из нас залезал туда, вооружившись палкой. Это был немец с «пулеметом». Все остальные ребята штурмовали дот. Мы ползли на брюхе по траве вдоль улицы, по направлению к кольцу. Двигались короткими перебежками, бросали «гранаты», в общем, делали всё так, как мы видели в кинофильмах «Александр Матросов» и «Два бойца».
Спали в двух комнатах. В большой спали девочки и малыши, все на кроватях, в маленькой - ребята постарше, на «раскладушках». Рядом с маленькой комнатой, за фанерной стенкой, жили хозяева дома. Прямо за стенкой спали две девушки, лет по двадцать. Они работали в Москве, не то в ателье, не то в швейной мастерской. Каждый день они с утра уезжали в город, а к вечеру возвращались. Когда они ложились в постель (гораздо позже нас), - это было понятно по скрипу пружин, - начинали обмениваться впечатлениями прошедшего дня. Говорили очень тихо, иногда переходили на шёпот, хорошо слышный у нас за стенкой. Обсуждались, в основном, кавалеры и сердечные дела: то какой-то лейтенант подарил цветы одной из девушек и пригласил в кино, то какой-то парень пригласил лучшую подругу другой девушки, Варьку, в парк, и они там целовались. В общем, из их разговоров я ничего не понимал… В окно стучала ночная бабочка. В углу стрекотал сверчок. Под тихое журчанье голосов я постепенно засыпал. Во сне я видел молодую, всю в кудряшках, соседку и лейтенанта, очень похожего на нашего соседа по «коммуналке», дядю Васю (он тоже лейтенант) с огромным букетом георгинов, красных до черноты, совсем таких же, как те, которые цвели у стен соседнего дома в Лианозово.
Каждую неделю ко мне приезжала мама. Я уже хорошо знал время прихода электрички и дежурил у калитки. Когда я издали видел знакомую фигуру, я бежал сломя голову навстречу. Мама меня целовала, а я торопился обследовать её сумки, гадая, какие гостинцы она привезла на этот раз.
Маме шёл тридцать пятый год. Она была молодая и красивая. Когда она нагибалась ко мне и целовала, от неё исходил особенный, «мамин», запах. Запах сладкой ванили.
Мама привозила конфеты, зефир, вафли. Как-то раз она привезла только что появившийся в продаже вафельный торт. Иногда она привозила в больших картонных коробках кукурузные хлопья. Мама научила наших воспитательниц делать из этих хлопьев торт. Она перемешивала хлопья с сахаром и молоком. Когда хлопья набухали, к ним добавляла сгущёнку и ещё что-то. Получалось очень вкусно. Этот рецепт она привезла из Америки.
Лето пролетело быстро. Я приехал в Москву. Оказывается, меня уже записали в школу на улице Мархлевского. Дорога из гостиницы в школу лежала по улице Кузнецкий мост. Слева располагался особняк МИДа. Затем нужно пройти между двух зданий МГБ: союзного и российского, так все говорили про эти здания. В сером здании российского МГБ находился прекрасный гастроном номер пять. Потом я поворачивал налево, в какой-то переулок. Пройдя несколько шагов по переулку и обернувшись назад, можно было видеть здание МГБ СССР, его парадный подъезд и герб СССР из гранита. Цоколь здания облицован чёрным гранитом с голубыми проблесками. В школу я проходил дальше дворами.
Этим маршрутом я в течение двух лет шагал в школу. Выходил рано. Долго стоял у витрины зоомагазина, находившегося на Кузнецком мосту. На другой стороне улицы в витрине какого-то магазина были выставлены аквариумы с рыбками, там я тоже задерживался. Впереди - здание МГБ, которое охраняли солдаты с полуавтоматическими винтовками конструкции Токарева. Я только что прочитал детскую книжку про Токарева, изобретателя пистолета ТТ (Токарев-Тула) и винтовки-полуавтомата. Вот эти самые винтовки были в руках у солдат, охранявших здание. Где-то в глубине здания находился кабинет члена Политбюро, министра Госбезопасности СССР самого Лаврентия Павловича Берия. Шёл 1947 год. В самом конце года мне должно исполниться 10 лет... Как долго тянется время!
Свободное копирование
