Космическая цензура была под завязку завалена материалами из тысяч органов печати, от центральных газет до научных журналов и заводских многотиражек. На центральные газеты космические цензоры реагировали с присущей бюрократам осторожностью, эти газеты могли в случае чего поискать на них управу. Я всегда поражался, что не только у главного редактора, но даже в Отделе науки "Известий" на столе зам. заведующего Б.И.Колтового стояла собственная "кремлевка" -- символ власти, защищенный от подслушивания телефон правительственной связи. При необходимости владелец такого телефона мог позвонить в Отдел агитации и пропаганды ЦК; Агитпропу ЦК не смел перечить никто.
Но все сонмы газет рангом пожиже, журналы и издательства находились в жалкой зависимости от космических цензоров и над ними часто, можно сказать, попросту глумились. Отыскать предлог задержать материал строптивого редактора никогда не составляло труда. Совершенно бесправные, редакторы жили в вечном страхе, что подготовленные ими материалы не будут завизированы, очередной номер из-за этого сорвется, и руководство издания им этого не простит. Путем наименьшего сопротивления для редакторов было перепечатывать чужие публикации, пользоваться материалами ТАССа или Агенства печати "Новости" или для надежности приглашать в качестве авторов самих цензоров.
В последнем и заключался потаенный смысл действий космических цензоров: они концентрировали у себя все новейшие сведения и могли мгновенно компилировать статьи на любые космические темы. Под разнообразными псевдонимами они были наредкость плодовитыми авторами и отлично зарабатывали. Их публикации сегодня могут составить многопудовые собрания сочинений. А своими действиями они вели наглядное обучение всех органов печати, с кем следует дружить и к кому обращаться. Начальство цензоров на эти их милые шалости внимания, конечно, не обращало. Имея верный источник побочных доходов, космические цензоры чаще всего оказывались покладистыми по отношению к начальству.
Одного из таких академических цензоров, Михаила Галактионовича Крошкина, чтобы иметь его под рукой, зачислили на вольготные хлеба и хорошую зарплату заведующего каким-то придуманным сектором в Институт космических исследований. Но даже это, кстати, не гарантировало публикаций рядовых сотрудников ИКИ. Я, например, написал краткое эссе об оптимальном выборе мест расположения потенциальных постоянно действующих баз на Луне. То было чисто теоретическое рассуждение с астрономических позиций для научного журнала "Космические исследования". Крошкин начертал одно слово "несвоевременно". Так и вышло, что статья эта в итоге не была напечатана никогда.
Жизнь бывает удивительно жестока, и цензоры в этом отношении, разумеется, не исключение. Пожилой человек, ветеран, прошедший Отечественную войну, автомобилист и завзятый любитель отдыха на природе, Михаил Галактионович Крошкин внезапно умер, отравившись грибами. Из-за нестерпимых болей в желудке его жена обратилась к врачам, и те успели ее спасти. Сам же Михаил Галактионович, общаясь с неотложкой, понадеялся на авось, время было упущено, и он погиб. Внезапная смерть М.Г.Крошкина была одним из нескольких дурных предзнаменований уже при рождении ИКИ.
Не счесть грамотных и потенциально успешных публицистов, которым космическая цензура перекрыла кислород, которые так и не состоялись как журналисты. Я пишу о космических цензорах нелицеприятно, хотя лично не имею серьезных оснований на них обижаться. Мне невероятно повезло. В отличие от подавляющего большинства пишущей братии, кому путь в космическую журналистику был ими наглухо закрыт, так получилось, что мне эти ребята сильно не досаждали. Довольно быстро они усвоили, что в ИКИ я лично отвечаю за выбор мест прилунения, пишу научные программы лунных аппаратов, и действительно подробно в курсе всех нюансов. Что, будучи мелкой сошкой, я, тем не менее, реально вхож в ближайшее окружение Келдыша и к другому высшему космическому начальству в Кремле. А им, цензорам, я не помеха, поскольку пишу в издания, в которых они вовсе и не стремились светиться: "Правду", "Известия", "Новое время", "Московские новости", журнал "Природа". В таких условиях им не было никакого смысла заедаться. За редкими исключениями, мои материалы шли, как правило, без проволочек и придирок. Я им дорогу не перебегал.
Вспоминаю о некоторых эпизодах прошлой жизни воистину с замиранием сердца. Прилетаю спецрейсом из Центра дальней космической связи. У трапа самолета ждет черная "Волга" из "Правды". Такого не случалось даже с Бабакиным, не говоря уж о его замах: кто бы пустил их машины на летное поле. В редакции ко мне приставляют лучшую машинистку, которая может печатать со скоростью неспешной человеческой речи. Через сорок минут диктовки статья готова. (Конечно, по сути все было продумано в самолете, но все равно -- это огромное напряжение). Через полчаса на столе у редактора свежие гранки. Можно ли не ценить такого автора, имея в виду что материал гарантирован от фактических огрехов в свете предстоящей программы работы с данным космическим аппаратом? Рискнут ли цензоры при таких обстоятельствах ставить палки в колеса?
Короче, между цензорами и мной возник модус вивенди мирного сосуществования. Для меня и работавших со мной редакторов это было в высшей степени ценно. Отсюда и обилие моих научно-популярных статей в 60-ые и 70-ые гг.
Врал ли я в своих статьях? Изо всех сил старался этого не делать, считал себя честным человеком, однако из-за вынужденных умолчаний и "ретуши" информации истинное положение дел в космонавтике искажалось до неузнаваемости. Типичный случай высвечивает газетную жизнь той эпохи. Несколько раз я писал в особенную газету, единственную, выходившую в Москве на нескольких иностранных языках. Наверху верили, что ее читают заграницей. На самом деле ею пользовались преимущественно московские студенты, сдавая, так называемые, "тысячи" -- тысячи печатных знаков, которые надо было устно переводить с иностранного на русский для получения зачетов по иностранным языкам. Этой газетой были "Московские новости", как и теперь, теснившиеся по другую сторону от памятника Пушкину прямо напротив "Известий". "Московские новости" привлекали меня отличными гонорарами (платили за каждый язык) и близостью по местоположению к "Неделе", которую я и так регулярно посещал.