Шло к концу первое десятилетие космической эры. Уже почти пять лет как с триумфом облетел Землю Юрий Гагарин. Космос, по Хрущеву "стартовая площадка коммунизма", был в Советском Союзе в почете. В этих условиях, хотите верьте, хотите нет, слушатели из Бразилии, в большинстве не шибко грамотные крестьяне, заваливали московское радио ворохами писем с вопросами, многие из которых касались космоса и астрономии. Бразилия -- религиозная страна, и особенно щекотливые вопросы касались взаимоотношений космических исследований и религии. Руководство редакции неустанно требовало реагировать на письма слушателей. Гена Самолетов организовал в бразильской редакции дважды в неделю радиоклуб "Космос и люди".
Мы подрабатывали командой из трех человек. Удобно: если кто-то занят, приходили вдвоем, иногда даже поодиночке. Нам вручали груды писем с переводами. Вопросы делили между собой по интересам и вкусам, кому что приглянулось. Некоторые вопросы откидывали, не обязательно же отвечать на все, о чем спрашивают. Потом в студии прямо без подготовки, не заглядывая в книги, за один приезд наговаривали по три-четыре часа ответов по-русски. Уже без нас Гена Самолетов сортировал ответы по тематике, редактировал, привязывал к юбилеям, короче, монтировал, как хотел. Для нас это было неважно, поскольку по-русски шла только вводная фраза ответа, а дальше следовал дикторский текст на португальском. Если бы при переводе и вкрались ошибки, никто бы их никогда не заметил. Имея добротную основу, Гена мог по мере надобности укорачивать наши ответы, или удлинять. Платили нам, разумеется, по эфирному времени, однако при описанной организации труда коэффициент полезного действия нашего доморощенного "пресс-синдиката" был по тем временам неплох. Мне эта деятельность особенно импонировала, поскольку на протяжении нескольких лет моя мама, как я уже замечал, работала заведующей литературной редакцией Иновещания. Я чувствовал себя в русле семейной традиции.
С той давней поры я твердо помню, как зовусь по-португальски (Бразилия -- единственная страна Латинской Америки с португальским языком). Диктор объявлял: "Говорит Москва. У микрофона синьор Алишандро". Фамилии наши не упоминались, а мы-то и были рады, что понапрасну не светимся. Никто нам не завидовал, поскольку о нашем приработке никто не ведал. Особенно Юзина жена. Сотрудничали мы и с другими редакциями, например, с датской, но редко. Такой удачи, как с бразильской, нам больше в жизни не перепадало.
С годами Юзя переродился, стал ретроградом и тихим пакостником. Казалось, он окрысился на весь окружающий мир. После смерти Липского, будучи замдиректора, он пытался прикрыть Отдел Луны и планет ГАИШа, в котором сам когда-то встал на ноги. Вдруг ни с того, ни с сего настрочил цидулку в ВАК против утверждения докторской диссертации моей ученицы и своей хорошей знакомой К.Б.Шингаревой, мотивируя это формальными нарушениями процедуры (нарушение сроков публикации основной работы). Разумеется, возникла никому не нужная бодяга. В качестве представителя Совета, в котором диссертация защищалась, мне пришлось выступать в экспертном совете ВАКа и ловить Юзю на подтасовке фактов. Диссертация была утверждена. Шингарева ныне успешно профессорствует.
В другой раз Юзя написал скверный отзыв на рукопись монографии А.В.Козенко о британском астрофизике Джеймсе Джинсе, в духе идеологических погромов эпохи сталинизма доказывая, что выдающийся ученый был паршивым идеалистом и вообще не заслуживает книги в серии научных биографий. Снова судьба столкнула нас лоб в лоб. Я был членом редколлегии серии и уж не помню точно, должно быть, вторым рецензентом рукописи. Книга вышла. В дальнейшем А.В.Козенко со своими книгами о Джинсе и Эддингтоне защитил докторскую диссертацию по истории науки. Единственно, что утешало: гадя исподтишка, Псковский не упирался рогом в стену и, встречая отпор, покорно давал задний ход.
Уже в США я случайно узнал о смерти Псковского из перечня скончавшихся членов Международного Астрономического Союза, регулярно размещаемого в Бюллетене Союза. Пусть земля ему будет пухом. Я действительно многим обязан ему в своей научной судьбе.
Юзя любил писать в газеты и имел среди них прочные наработанные связи. Однажды он был занят чем-то очень срочным, не мог отвлечься и просил меня подменить его для статьи в "Известия". Я очень расстарался. Тема была мне хорошо знакома, лунная, статья была написана всего за сутки и прошла на ура практически без правки. Так Юзя пустил козла в огород, и начались десятилетия моих творческих связей с "Известиями" и "Неделей".
Хрущевская оттепель быстро клонилась к закату, однако брежневский застой еще в полной мере не вступил в свои права. Виднейшее место среди периодических изданий занимала созданная в бытность его главным редактором "Известий" зятем Хрущева, Аджубеем, "Неделя" -- еженедельное многостраничное иллюстрированное приложение к "Известиям" для семейного чтения (на газетном жаргоне толстушка). Она начала выходить с 5-го марта 1960 г. Возглавлял "Неделю" на моей памяти великолепный, по тогдашним меркам, журналист Александр Львович Плющ (1907-1993), который стоял у руля этого издания девять лет (1960-1969). Внешне суровый и не очень общительный флегматик, бывший рабфаковец и бывший фронтовой корреспондент и редактор дивизионной многотиражки, Плющ с 1956 г. из "Комсомолки" перебрался ответственным секретарем "Известий". Как пелось в частушке, "не курящ он и не пьющ". Ему-то и доверил пришедший в "Известия" Аджубей руководство своим любимым детищем. Плющ доверие оправдал благодаря тому, что ценил не конформистов, а пищущих людей.
Плющ отличался редким нюхом привлекать к новому изданию неравнодушных, преданных своему делу и и талантливых сотрудников. Рассказывают, что его девизом было -- "Развлекая -- поучай". Это приходилось по душе всем читателям. Через несколько лет после свержения Аджубея "Неделю" заткнули, задвинув в один ряд со всеми, а А.Л.Плюща убрали. На два года его сменил болезненный, боязливый и битый-перебитый жизнью редактор международного отдела "Известий" Михаил Александрович Цейтлин (1907-1982), печатавшийся под незатейливым псевдонимом М.Михайлов. Его в свою очередь на десять лет с 1971 по 1981 гг..сменил Валентин Акимович Архангельский (род. в 1928 г.).
Свободное копирование
