Мама никогда не была членом партии, а должность заведующей литературной редакцией Иновещания была, разумеется, номенклатурной. Лапин лично требовал от мамы сменить фамилию моего отца на фамилию Крестинского и немедленно вступить в партию. Фамилию мама в конце концов под нажимом сменила, но в партию вступать никак не хотела. Она любила свою работу, но предпочла уйти из Иновещания в никуда. Это случилось всего за несколько недель до смерти Сталина.
Тесное общение с советской журналистикой наступило для меня много позже в поисках хоть как-то залатать тришкин кафтан нищенского семейного бюджета. Жена училась, сначала в Консерватории, куда ее усилиями знакомых сосватали за умеренную мзду, потом там же в аспирантуре. Стипендия, сами понимаете, не более, чем символическая. На руках малолетний сын. Жили, если это можно назвать жизнью, в одной клетушке с матерью жены, в дореволюционном клоповнике -- деревянной двухэтажной развалюхе.
Денег на жизнь нам катастрофически не хватало. Подрабатывать можно было кучей способов, только возможно ли придумать что-нибудь лучшее, чем использовать для этой цели профессиональные знания. Числясь на бумаге инженером конструкторского бюро С.П.Королева, я продолжал работать в ГАИШе, только по сравнению с моим первым пришествием попал на том же этаже в противоположное крыло здания: не к астрометристам, кем я был по базовому образованию, а к астрофизикам-"лунологам".
У "лунологов" я и сблизился с Юрием Павловичем Псковским (1926-2004), в дальнейшем занявшим пост заместителя директора ГАИШ по научной работе, на котором он загадочным для меня образом продержался при разных директорах несколько десятилетий. Именно Юрий Павлович и догадался привлечь меня в Отдел Луны и планет ГАИШ, когда я безуспешно искал работу после окончания аспирантуры. Он как-то сказал своему шефу, Юрию Наумовичу Липскому:
-- Вы, Юрий Наумович, стали первым доктором наук от лунной картографии, а ведь Вы и все мы -- астрофизики, к картографии не имеем никакого отношения. Вот Саша -- грамотный астрометрист, кончал МИИГАиК, учил картографию. Ему и карты в руки. Давайте возьмем его к себе на работу. (Псковский мне потом в лицах обо всем этом рассказывал).
Юрий Наумович даже смеяться не мог:
-- О чем ты говоришь, Юра! Да кто же его с такой фамилией возьмет к нам на Физфак.
Но оказывается Псковский свое предложение тщательно продумал:
-- А на что Ваши добрые отношения с Сергеем Павловичем Королевым? Вы ему расскажете обстановку, и Королев все с полуслова поймет. Попросите Королева зачислить Сашу к себе в Конструкторское Бюро, а для реальной работы откомандировать к нам в ГАИШ.
Липскому мысль запала. Он очень любил посещать Королева. Но без дела к Главному Конструктору не сунешься. А тут такой замечательный предлог. Королев собственноручно написал на моем заявлении: зачислить старшим инженером с окладом 250 рублей.
-- Куда Вы, что Вы, -- взмолился Липский. -- У нас в Университете таких ставок нет. Меня не поймут.
-- Сколько же надо? -- нехотя спросил Королев.
-- Еще до защиты диссертации, не больше 140 рублей, -- прикинул мой научный вес Липский.
Где-нибудь в архивах современной ракетно-космической корпорации "Энергия" завалялось мое заявление с исправленной резолюцией Королева. Таковы были нравы; сам Липский получал 400 рублей и считал, разумеется, в порядке вещей, что начинающий научный сотрудник имеет зарплату, на которую и одному-то прожить нельзя, не то что с семьей. Только я все равно был несказанно доволен.
Более подробно мое пребывание на фирме С.П.Королева в 1965 г. вплоть до смерти Сергея Павловича и моего увольнения по сокращению штатов в 1966 я опишу в другом месте, а пока вернусь к журналистике и Ю.П.Псковскому.
Противоречивым был человеком Юрий Павлович, которого в просторечии почему-то даже в глаза называли Юзей. Талантливый исследователь, астрономию он знал вдоль и поперек: и широко, и глубоко. Правдами и неправдами выскользнув позже из-под деспотизма главного "лунолога" Липского, Юзя уже никогда более не возвращался к планетологии, а обратился к Новым и Сверхновым звездам, написав по этой проблематике новаторскую астрофизическую книжку. Маленького росточка и тщедушный, Юзя тяготился своей жизнью, похоже особенно семейной, и практически каждый день на работе пил пиво. При его комплекции даже одной бутылки было сверх меры. Юзю заметно развозило, и во вторую половину дня с ним, как правило, лучше было не общаться. Иногда в ГАИШе словно Немезида возникала его жена. Об их детях я никогда не слышал, наверное, их не было.
Искушенный в административных трюках и в меркантильных делах, старше и опытнее меня, именно Юзя доверительно делился со мной путями зарабатывания денег "на науке". Кто-то из нас вышел на контакт с Геной Самолетовым, редактором бразильской редакции московского радио на заграницу. Мы стали для Гены находкой. Он привлек нас к постоянному сотрудничеству, и мы нашли для себя в бразильской редакции "золотую жилу".
Свободное копирование
