Первая книга Светланы Сталиной называлась "Двадцать писем другу". Не широко известно, что воображаемым адресатом писем был Ф.Ф.Волькенштейн, который и подал Светлане идею облечь мемуары в форму писем. Фефа был изысканным собеседником с европейским лоском, -- он ведь ребенком рос и воспитывался во время эмиграции А.Н.Толстого во Франции и Германии.
И.А.Бунин не без едкого сарказма повествует о своем раннем общении с Толстым в предреволюционной Москве. Тот представлял свою вторую жену художницу Соню Дымшиц не иначе как "графиня Толстая", а одет был "каким-то странным важным барином из провинции: в цилиндре и в огромной медвежьей шубе. Я встретил их с любезностью, подобающей случаю, раскланялся с графиней и, не удержавшись от улыбки, обратился к графу.
-- Очень рад возобновлению нашего знакомства, входите, пожалуйста, снимайте свою великолепную шубу...
И он небрежно пробормотал в ответ:
-- Да, наследственная, остатки прежней роскоши, как говорится...
И вот эта-то шуба, может быть, и была причиной довольно скорого нашего приятельства; граф был человек ума насмешливого, юмористического, наделенный чрезвычайно живой наблюдательностью, поймал, вероятно, мою невольную улыбку и сразу сообразил, что я не из тех, кого можно дурачить. К тому же он быстро дружился с подходящими ему людьми и потому после двух, трех следующих встреч со мной уже смеялся, крякал над своей шубой, признавался мне:
-- Я эту наследственность за грош купил по случаю, ее мех весь в гнусных лысинах от моли. А ведь какое барское впечатление производит на всех!
Переселившись в Москву и снявши квартиру на Новинском бульваре, в доме князя Щербатова, он в этой квартире повесил несколько старых, черных портретов каких-то важных стариков и с притворной небрежностью бормотал гостям: "Да, все фамильный хлам", -- а мне опять со смехом: "Купил на толкучке у Сухаревой башни!" Барин был балагур.