26 ноября Брюсов пригласил меня к себе на вечер. То была одна из его обычных "сред". В маленьком кабинете и в небольшой столовой теснились гости. Тут были: глава издательства "Скорпион", смешливый, всегда навеселе С. А. Поляков, сумрачный Балтрушайтис, жирный Волошин, плотный студент-филолог Пантюхов, поджарый фетианец Черногубов и юный, но уже плешивый студентик, автор знаменитого двустишия:
Спи, но забыл ли прозы Ли том?
Спиноза был ли прозелитом?
Радушная хозяйка Иоанна Матвеевна и сестра ее изящная Б. М. Рунт оживляли общество. Я сел с Пантюховым в уголок; хозяин часто подходил к нам, заговаривая и предлагая вина. Балтрушайтис и Волошин читали свои стихи. Брюсов обратился ко мне с просьбой прочесть что-нибудь. Я прочитал, смущаясь, сухо, неверным голосом. "Точно доклад читали", -- заметил мне Брюсов. Во время декламации в соседней комнате громко откупоривали бутылки.
В Москве доживал свой маститый век генерал от инфантерии, князь А. П. Щербатов, бывший командир второго армейского корпуса. Сын фельдмаршала Паскевича поручил князю написать подробную биографию своего отца. Щербатов выговорил себе за труды ежегодно двенадцать тысяч и крупную премию. За десять с лишком лет успел он издать пять больших томов. Оставалось дописать последний, но князь не торопился. Вдруг его посетили две беды: после женитьбы на польке он вынужден был оставить Гродненский корпус и выйти в отставку; затем разбил его паралич. В Москве лечил Щербатова А. Н. Алелеков и узнав, что князю нужен секретарь, предложил меня. Я отправился для переговоров. Щербатов жил в небольшом особняке близ храма Христа Спасителя, рядом с домом И. Е. Цветкова, на набережной Москвы-реки. В зале белела золоченая круглая мебель, в углу заметил я генеральскую, дивной работы шпагу, помнится, с анненским темляком. Высокий, курчавый, смуглый старик в красном халате встретил меня любезно. Двигался и объяснялся он с трудом. -- "Ваши условия?" -- "Не знаю, как угодно вашему сиятельству". -- "Обыкновенно первый месяц я плачу сто, а потом, если дело пойдет, полтораста в месяц". Я согласился. "Я думаю, мы с вами поладим, вы мне кажетесь способным, а я умею угадывать людей. Я дам вам сразу полтораста".
Вскоре выяснилось, что князь подолгу заниматься не может, и я начал брать работу на дом. Дело пошло как по маслу. Обрабатывая набросанные князем главы, я придавал им литературный лоск и, чисто переписав, относил автору. Раза три я обедал у Щербатова. Княгиня оказалась пышногрудой дебелой красавицей. Однажды после обеда князь угостил меня густым и желтым, как растопленное масло, чаем, заметив: "Вот гордость этого дома".
Любовь помешала моим занятиям. Я увлекся одной московской барышней. Беатриче (так я называл ее) гостила на святках в Нижнем. Я полетел туда и вернулся в Москву вместе с моим кумиром. Здесь я катал ее на лихачах, возил по театрам и ресторанам, подносил цветы. Кончилось тем, что я истратил все деньги, а князь нашел другого секретаря.