Осенью отправил я Брюсову тетрадь стихов и через две недели пошел к нему.
Цветной бульвар. Обычная пестрота и грязь этого уголка Москвы. Желтые, облетевшие листья на бульваре, хриплые крики ворон.
От площади справа по бульвару, минуя три или четыре квартала, виднеются серые ворота с надписью: "Дом Брюсовых". Я звоню у парадного входа. Меня встречает высокий, суровый старик -- отец поэта. Он указывает мне отдельный флигель в глубине двора.
Подымаюсь по широкой, холодной лестнице во второй этаж. У двери визитная карточка: "Валерий Брюсов".
Квартира Брюсова очень невелика. Рядом с передней кабинет хозяина. Здесь у окна письменный стол с чернильницей стиля модерн. По стенам книжные полки и портрет Тютчева. Валерий Яковлевич любезно встречает меня и просит садиться. Брюсову еще тогда не было полных тридцати лет. Стройный, гибкий, как на пружинах, в черном сюртуке, он очень походил на свою фотографию в каталоге "Скорпиона", приложенном к первой книжке "Весов". Врубелевский портрет, по-моему, чрезмерно стилизован: в выражении лица и особенно глаз есть нечто жестокое, даже злое. На самом деле Брюсов отличался изысканной мягкостью в обращении.
После обычных вопросов, откуда я родом и на каком факультете, Брюсов сказал: "Ваши стихи меня не увлекли. Это шаблонные стихи, каких много. В них нет ничего оригинального, своего. Стихи Тютчева, например, вы узнаете сразу, Андрея Белого -- тоже. Про ваши этого сказать нельзя. Не скажешь: это писал Садовской. Необходимо выработать свой собственный стиль и свою манеру. Конечно, это не всякому дается сразу. Крылов только к пятидесяти годам стал гениальным баснописцем, а до тех пор сочинял плохие драмы, Тютчев же писал всегда одинаково хорошо. Читая ваши стихи, я никак не мог вообразить себе ни вашего лица, ни цвета ваших волос". -- "Я тоже не мог себе представить, когда читал вас, брюнет вы или блондин". Брюсов пропустил мое неуместное возражение и продолжал: "Надо быть точным в выборе эпитетов. Вот у вас сказано в одном месте: "Под ароматною березой". Действительно, береза бывает иногда ароматна, но что может дать читателю этот трафарет?"
-- "Значит, надо непременно выдумывать новое?" -- "Зачем выдумывать? Надобно так уметь писать, чтобы ваши стихи гипнотизировали читателя. Музыкант передает ощущаемые им звуки пальцами, а поэт -- словами. Задача обоих -- покорить внимание публики и посредством мертвого материала вызвать слова и звуки к действительной жизни". -- "Однако какая масса не понимает Бальмонта". -- "Да, над ним многие смеются, но что же из этого? Не всем дана способность ценить искусство. Лично я считаю Бальмонта одним из величайших поэтов наших дней, но не могу я ходить по гостиным и читать всем "Будем как солнце". Не понимают, -- тем хуже для них".
В заключение Брюсов с похвалой отозвался о юном поэте Викторе Гофмане. Гофман был годом меня моложе и учился на юридическом факультете. Это был скромный, близорукий юноша в пенсне с землистым лицом и большими, будто испуганными глазами.
Свободное копирование
