И вот я «сел» на Шпалерную, 25 в ДПЗ — Дом предварительного заключения за свою попытку приобщиться к архиерейскому сану. Макаров, видимо, меня ждал, потому что сразу же произвел допрос. Он был короток. Макаров удостоверился в моей самоличности — в моем священстве и заявил, что отправит меня в Москву. «Ничего из этого не выйдет» — ответил я. И не вышло. Привезли меня в Москву. Доставили пешком на Таганку: где продержали, кажется, две ночи и переправили на «черном вороне» на Лубянку, 2, в предварительную камеру, но не в «собачник». Пасха в 1924 г. была 10/23 апреля. Арестован был я 5–6 (нового стиля) апреля, привезен в Москву 13–14 апреля (нового стиля). В Таганской тюрьме — 14–16 апреля, на Лубянку — 3/16 апреля. В Бутырку — 7/20 апреля. Нужно повторить, что под арест я отправился в своем рыжем полушубке, рваной шапке, потертых брюках и рваных сапогах. Когда меня доставили на Лубянку, 2 — центр ОГПУ, то мой вид соседям показался очень подозрительным и ко мне заключенные отнеслись очень недоверчиво, так как я назвал себя архимандритом, да еще Петроградским. Правда, из бесед и споров богословского характера скоро выяснилось, что я духовное лицо, но от этого подозрения только усилились. Это мне было заметно, но не обидно. Но вот в Великий четверг привели в нашу камеру целую группу членов церковных советов московских приходов и среди них прот. Александра Васильевича Стефановского, кандидата богословия Московской Духовной Академии выпуска 1895 г., моего приятеля, женатого на Зое Ростиславне Крыловой, на которой когда-то хотели меня женить. После 28 лет разлуки мы с собратом облобызались, плача и стеная. Ему принесли много вкусного, тогда был НЭП, и он накормил меня, голодного. Трогательная это была встреча. Я его узнал, но не сразу узнал он меня: «А разве не помнишь по академии и редактора «Богословского вестника». «Захарыча», — сказал я ему. Он широко раскрыл глаза и полились беседы. Я сразу завоевал сочувствие и доверие камеры. И в течение всех трех с половиной месяцев, как я провел в тюрьме, я пользовался авторитетом. Скоро меня разлучили с Александром Васильевичем. Меня без допроса отправили в Бутырскую тюрьму. Допрос последовал только 5 мая. Помню, что в Бутырке я читал лекцию о воскресении Спасителя, о святых мощах и т. д.. Допрос был оригинален. Допрашивала меня Якимова, по отзыву других, очень злая. Пришли меня посмотреть и Тучков с Соколовским. Пришли, понюхали, и прочь пошли, ничего не сказавши. Смутили их мой полушубок в мае, рваные белые штаны и рваные сапоги.
— Были Вы в Москве 3/16 января сего года?
— Был.
— Что вы тут дедали?
— Меня хотели поставить епископом.
— А что Вы говорили в приемной Патриарха?
— Ругал Тучкова.
— Так. А еще что говорили?
— А Вы, гражданка, что говорили 3/16 января, 5/6 апреля и т. д.. Помните? Вы, ведь, молода, а я стар.
— Ничего я не говорила.
— Ну, и я ничего не говорил противозаконного.
— Мы знаем.
Якимова при допросе предложила мне отказаться от священства.
— А Вы откажитесь от коммунизма.
— А что Вы мне за это дадите?
Я растерялся и сказал: «Получите Царство Небесное».
— Ну, это меня не устраивает.
Протокол допроса я сам написал и подписал. Мне была приписана агитация и пропаганда. Эту статью «пришивали» всякому духовному лицу. Все же я письменно выразил протест против пропуска срока допроса.