4/17 января, когда все посетители Святейшего разошлись и прием у него окончился, все думали, что агенты снова приедут, меня повели в приемную Святейшего, где митропп. Петр и Серафим отобрали у меня ранее выданное назначение и текст моей речи, произнесенной при наречении во епископа (речь, действительно, отчаянную). Я оделся в свой полушубок знаменитый (он мне и в Соловках сослужит небольшую службу), а рясу завязали в пакет. Владыка Петр, знавший меня еще студентом академии, рассмеялся и сказал: «ну, вот и узнай в сем странном одеянии епископа Петропавловского».
Я ушел домой — было около шести часов вечера, переночевал у брата. Назавтра продал в банке «сахарную облигацию», пообедал, погоревал с братьями, а вечером, сев на поезд, укатил в Петроград. Хотя митр. Петр при расставании и спросил мой петроградский адрес, но не он сообщил его в ГПУ. Еще одна подробность бытовая. Мы с братом Михаилом Захарьевичем сделали попытку продать «сахарную облигацию» сначала на Сухаревском рынке, но это окончилось неприятной историей. Иду по Сухаревскому тротуару. При мне корзина с рясой (внутри архимандричий крест — очень дорогой). Остановился высморкаться. Кто-то в шинели спрашивает справа: «укажите, где тут аптека». Едва успел ответить, как у меня в мгновенье ока слева жулики утащили корзину, которую я прижимал к стене ногой. Я бросился за шинелью, схватил ее за шиворот, крикнул брату (громадного роста, с усищами и портфелем), тот поспешил на помощь и мы стали трясти «шинель». Слышим крик: «Григорий, корзина у телефонного столба». Не выпуская «шинели», взяли корзину, при милиционере осмотрели — крест оказался на месте и мы отпустили несчастного. «Ты — сказал я ему на прощанье, — плохо разбираешься в людях. Правда, у меня грязная шапка, рваный полушубок, валенки и дешевая корзина, ты думал, что я деревенский мужик, а я — архимандрит, который когда-то (1904–1905 гг.) служил в Москве и вас, сухаревских жуликов, знает отлично; ступай и будь умнее.» — «Простите, батюшка» — был ответ.
Вернулся я в Петроград, убрал всё сомнительное из своей комнаты и ждал обыска с обычным арестом. «Дело известное — Царство Небесное», — любят говорить монахи. Однако ничего худого не было и я снова принялся за свою пастырскую работу. Оказалось, впрочем, что московское ГПУ дало приказ в Петроград разыскать и отправить в Москву архимандрита Феодосия Алмазова. У меня была советская трудовая книжка на мое светское имя: Константин Захарьевич Алмазов. Адресный стол, куда, наверное, обращалось ГПУ, не дал утешительного результата: тогда он плохо работал. Продал и предал свой — архимандрит Досифей, настоятель Феодоровского подворья в Петрограде близ Николаевского вокзала. Когда он был арестован ГПУ, его на допросе следователь Макаров спросил: «а не знаете ли Вы отца архимандрита Феодосия Алмазова? — Досифей сначала отговорился, что не знает. — Ну как же не знаете? Он тут очень известен». Досифей просидел в тюрьме, по его словам, пять месяцев, был выпущен. Теперь (1930 г.) он — Козловский обновленческий епископ. По его словам, он учился, но не окончил Богословский институт в Петрограде. Вероятно, он и выдал мой адрес, ибо он однажды был у меня в гостях. Он однажды ездил в Нижний Новгород к митр. Сергию (Страгородскому). Между прочим, возил и мое письмо к нему, по моей просьбе. Это было, вероятно, в 1924 г.. Итак, отец Досифей открыл ГПУ мой адрес. Ко мне в ночь с 5 на 6 апреля 1924 г., почти через три месяца по возвращении моем из Москвы явился помощник начальника милиции нашего района с двумя милиционерами, с двумя уголовными сыщиками, которые во время обыска, сидя, дремали — не ради меня они пришли, слегка произвели у меня обыск, забрали мое церковное облачение, даже напрестольное. Ко мне помощник начальника милиции Дюгов отнесся очень деликатно, потому что он знал меня, ибо жил в нашем доме этажом ниже. Он, конечно, знал, что я архимандрит, но пожелал официально об этом удостовериться, почему и забрал мое удостоверение, выданное мне в свое время командиром 717-го полка 180‑й пехотной дивизии Барибаловым, где я был благочинным, в доказательство моего духовного сана. Искали, ведь, именно архимандрита Феодосия. Не взяли других документов, не рылись в библиотеке и т. д..
Свободное копирование
